— Тут ты, наверное, прав. Это идет не от народа, а от властителей.
— Надеюсь, у нас это дело не пройдет. Прежний датский конунг Харальд Синезубый втайне принял Христову веру, но так и не решился навязывать ее свободным бондам. После него пришел Свейн Вилобородый — он чтил наших богов подобающим образом, поэтому люди его уважали и он имел удачу в своих походах на Англию. Наш конунг Хакон Добрый, сын Харальда Прекрасноволосого, тоже, по слухам, крестился, но Норвегию он так и не решился потревожить. Теперешний Олаф Толстый тоже снюхался с попами, но я не уверен, что это продлит его властвование. А ведь у него недурное прошлое — сам был викингом, бился в Англии и в Африке…
Анна слушала Торира с улыбкой превосходства на лице. Наконец она решила принять участие в прениях.
— Я не стану восхвалять одну религию в противовес другой. Но скажу только, что единобожие гораздо более высокая идея, чем многобожие. Посмотрите вокруг. Мы были свидетелями того, что народ населяет каждый лес, каждый куст, каждое строение какими-то божествами — как иначе назовешь всех этих баенников, полевиков и водяных? Представление о единой силе, правящей миром, намного совершеннее. В этом и есть причина торжества христианства.
Викинг учащенно запыхтел, явно готовясь произнести речь во славу Тора, но Ильин опередил его.
— С этими взглядами — их, кстати, распространяли церковники и разделяла наука в твое время — я решительно не согласен. Единобожие возникло вовсе не из-за более высокого уровня осмысления действительности — оно скорее отражает убожество мира, породившего его. Вспомним, где оно возникло — в пустыне однообразной и унылой. У дикарей-кочевников, ведомых Моисеем, беглым жрецом из Мемфиса, в течение десятилетий была перед глазами эта унифицированная природа, вот и родилось убеждение в том, что ею повелевает какая-то одна сила. В тех краях, где жили культурные народы древности, ландшафт был куда богаче — леса, горы, моря, реки. Оттого религиозные воззрения сложились иные — мир виделся не как сольная партия творца, а как симфония, бесконечно длящееся действо, огромная арена борьбы многих сил.
— Выходит, по-твоему, все эти деревенские байки выше тысячелетней церкви с ее преданиями, с ее изощренным богословием? — со скептической миной спросила Анна. — Это просто антинаучно.
— Отвечу тебе и на это. Хоть я не мог похвастаться отличными оценками по научному атеизму, все же прекрасно усвоил, что, во-первых, и церковь как общественный институт, и богословие христианства имеют очень слабое отношение к Евангелию и тем более к Ветхому завету. Догматика и философия этой религии разработаны греческими мыслителями — неоплатониками и великими поэтами. Они творили вопреки прямым запретам основоположника этого учения например, мне запомнилось из Евангелия безусловное отрицание всяких молитв кроме одной — «Отче наш». Все, что сверх этого Христос объясняет дьявольским внушением. Евангелие пронизано духом унификации. Если бы церковь действительно следовала ему, не было бы ни искусства, ни поэзии. И потом главное: не вижу ничего высокого в том, чтобы поступать согласно учению Христа, ибо такая религиозная жизнь подобна торговому предприятию: выполнил известные заповеди — получай проценты в виде вечного блаженства. Многобожие куда богаче по религиозному переживанию. Человек в его системе — это герой, который выходит в мировую ночь и наблюдает схватку бесчисленных сил. Он волен выбрать, на чьей стороне выступить, ему ничего не обещано, не предуказано. Бытие трагично, ибо смерть неизбежна, но герой принимает вызов судеб.
— Красиво говоришь, — одобрил Торир. — Если ты воин и чего-то стоишь, тебя ждет Валхалла, светлый мир, где пируют и бьются в поединках павшие викинги. Если ты из тех, кто умрет на тюфяке, укрытый ворохом тряпья, то отправишься в царство холода и тьмы…
— Это уже результаты. О них можно спорить, — тактично сказал Ильин, поняв, что Торир завелся не на шутку.
Но викинг не принял его миролюбивого тона и горячо заговорил:
— Я не стану спорить, прекрасная дева, с твоими словами о совершенстве христианства. Твой отец хорошо ответил тебе. Скажу только: добрая вера не творит зла. Никого из чужеземцев мы не понуждали поклоняться нашим богам, мы знаем, что каждое племя имеет своих. Не таковы слуги Христа. К нам в Йомсбург приходили славяне, живущие рядом с саксами, несчастными саксами, которых мечом крестил франкский конунг Карл, прозванный Великим. Семь поколений сменилось, а помнят они и их соседи, что Карл захватил Эресбург, где находилась главная святыня саксов — столп с изваянием Арминия.
— Это тот, что победил римлян в Тевтобургском лесу? — спросила Анна. — Я помню, мы учили: какой-то из императоров горевал по поводу этого величайшего поражения, носился по дворцу с криком: «Вар, отдай мои легионы!» Вар — это проигравший битву полководец…
Торир удивленно покачал головой и сказал: