Ветер свистел в стропилах, легко проникая внутрь через щели в крыше. Молнии били всё чаще и ближе, каждый раз заставляя вздрагивать жителей деревни. Даже отцу Якову было не по себе. Несмотря на проделанный путь и охватившую его после ужина, состоявшего из кружки молока и пирога с капустой, сладкую истому, он не лёг почивать. На душе было тревожно: за садовника и мистера Карпентера. Масло наверняка уже кончилось, а такое ненастье — лучшее время для разгула нечисти. Но что я могу сделать? Раскат грома затрещал так сильно и близко, что он невольно дернул головой. Встал и вышел из своей комнаты. Нужно добавить света, решил он. И еще раз поблагодарить Творца за все Его дары.
Зажёг лампы, висящие на стенах и свечи на престоле. В часовне стало светлее и как-то спокойнее, даже ветер, словно бы поутих. Господь способен и не на такие чудеса, подумал отец Яков и приступил к молитве.
Раздался очередной громовой раскат, но коленопреклонённый священник не открыл глаза. Сделал это лишь после того как услышал настойчивый стук в дверь. Подскочил и бегом кинулся к выходу.
— Монти! — воскликнул он, открыв дверь.
Вспышка молнии осветила человека. Нахмуренные брови, эспаньолка с усами, пронзительный взгляд темно-коричневых, почти черных глаз, выглядывающих из-под крохотных очков, съехавших на нос. Цилиндр на голове и массивная трость с набалдашником в виде головы сфинкса дополняли облик гостя. С чёрного плаща на заляпанные кусками грязи сапоги стекали ручьи воды.
— Так и будете смотреть на меня, amicus meus, или всё-таки пригласите войти? — несмотря на суровый облик, голос гостя был мягок. В нём чувствовалась сила, обаяние и некий природный магнетизм. — Снаружи настоящий шторм.
Отец Яков, наконец-то вышел из оцепенения и дружелюбным жестом пригласил мужчину внутрь:
— Профессор Тадеуш! Какая радость, что вы откликнулись на мою просьбу. И прибыли в самый подходящий момент, когда я так в вас нуждался. Видимо Господь снизошёл до своего недостойного слуги и ответил на мои молитвы.
— Господь Бог тут не причем, — усмехнулся профессор. — Всего лишь ваше письмо и моя заинтересованность этим делом. Я выехал в тот же день, когда его получил. По счастливой случайности, которую вы, несомненно, спишете на Божий промысел, я как раз вернулся в Лондон и намеревался совершить путешествие в Румынию.
— В Румынию? — отец Яков подозрительно взглянул на гостя. — Неужели…
— Да-да, хотел познакомиться лично с графом Цепешем, — без намека на улыбку, произнес Моравский, — но передумал. Случай, который вы описали, кажется мне крайне интересным. Но об этом чуть позже, мне нужно высушить одежду, погреть старые кости у огня и плотно поужинать: долгая дорога всегда вызывает у меня аппетит, — профессор выжидающе взглянул на священника. Тот смущенно почесал затылок рукою.
— Но… но… граф — это же выдумка, детская сказка — неуверенно произнёс он, пытаясь понять, не разыгрывает ли его профессор.
— Такая же, как и ваш призрак.
— Ну что ж, пойдемте в мои покои, я что-нибудь придумаю на стол.
— Ведите, друг мой.
— Мдаааа… — скептически протянул гость, оказавшись внутри каморки отца Якова. — Негусто. Друг мой, вы истинный спартанец. И ради этого стоило заканчивать духовную семинарию? Несмотря на некоторую разницу во взглядах, вы всегда мне нравились, отец Яков. Но ради чего вы забрались в эту глушь? Проповедовать дремучим крестьянам о Боге? Так их здесь волнуют куда более насущные дела, касающиеся элементарного выживания. А богословие и теология нужны им здесь как корове седло.
— Я здесь во имя служения Господу нашему. И ради помощи его пастве в лице местных жителей. Других священников в округе не найти. Это мой долг.
— О! Этот ваш пафос и идеализм. Я уже и позабыл о них. Они всегда выделяли вас на фоне той кучки бездарей, что выстраивали свою карьеру и личное благополучие, прикрываясь именем Господа. Но в конечном итоге, они в тепле и сытости в Лондоне, Бирмингеме, Шеффилде, Эдинбурге, а вы — здесь. К слову, о еде, не вижу праздничного стола. К вам ведь явился не абы кто, а сам профессор Тадеуш Моравский, — усмехнулся гость и указал на кусок пирога и недопитый стакан молока, — что это?
— Мой ужин, — смутился отец Яков.
— Мдаааа… — снова протянул профессор. — Вы знаете, мой друг, провинившегося монаха, посаженного в карцер, и то лучше кормят. А вы практически местный кардинал, епископ Западного Хантершира, единственный на всю округу. Неужели Господь настолько не ценит своих слуг?
— Господь любит все свои творения: и самых лучших, и самых недостойных, — начал было священник, но профессор прервал его.
— Даже меня?
— Даже вас, — абсолютно серьезно ответил отец Яков. — Несмотря на вашу позицию и нежелание верить.
— Ну тогда я надежно защищен от того Зла, что вы упомянули в письме, — профессор облегченно выдохнул. И если бы святой отец не понимал, с кем имеет дело, то поверил бы в искренность его слов. Но отец Яков был давно знаком с Моравским. И знал его лучше, чем кто-либо.