Как ни пытались мы с Мишей вспомнить теорему о трёх перпендикулярах, да так и не смогли. А она – и, к несчастью, только она – могла открыть нам путь к решению остальных задач. В четвёртой мы смогли найти сторону призмы, пользуясь замечательным свойством параллелепипеда, однако на этом наши геометрические свершения и закончились. Мы всё-таки кое-как решили вторую задачу, забив на теорему о трёх перпендикулярах, чтобы хоть не получить «2». Но это мало нас сейчас утешало, ибо не было совершенно никаких гарантий, что наш своеобразный подход вообще справедлив в мире геометрии.
Когда геометрический кошмар закончился, мы вышли в рекреацию и долго переваривали случившееся. Саня, как выяснилось, вообще ничего не решил; Лёша нарисовал Никаноровой несколько многогранников; и только Костя решил-таки три задачи – на четвёртую у него просто не хватило времени.
Арман ещё долго ходил вокруг кабинета, Дима сел на скамейку и просидел на ней до конца перемены, Владимир с Фёдором пошли курить.
Ужасно, что всё это было только начало.
В четверг, на английском, нас – вторую группу – заставили составить диалог. Вначале я был относительно спокоен, так как сидел с Костей. У нас были сделаны необходимые заготовки, и, в целом, наш диалог получился достаточно объёмным и – что важно! – лексически грамотным. Оставалось только донести до нашей англичанки – Гареевой Анны Анатольевны – его смысл. И всё. Но… Мы в очередной раз убедились, как же всё сложно в этой жизни.
Наше выступление по счёту значилось третьим. До этого отмучиться должны были Маша с Катей да Арман с Саней. Казалось, всё обойдётся без эксцессов. Все были готовы. Даже Арман, как я заранее узнал, полностью выучил свои реплики. Однако началось:
– Вот скажи, Маша, – пошли придирки Гареевой, – ты всегда во время произнесения слов выделяешь букву «h» [eit] – «ха»?
– Дда нет… – замялась Маша.
– Тогда почему в слове «prohibition» ты выделила букву «h» как «ха»? Что за фантастическая неграмотность? Кто тебя так учил?
– Да я … я всегда так произносила… – призналась Маша.
– Ты же говорила, что не всегда! А? Почему ты мне врёшь?
– Да я не врала, я просто не так поняла… – начала Маша.
– Вот за «просто», – перебила её Гареева, – и получи «3»! И радуйся, что не «2»! Аналогично у Кати.
– А мне за что? – возмутилась Катя.
– За дикцию, – отрезала Гареева. – Тоже некоторые звуки хромают.
– Но позвольте! – вступился за девушек Костя. – Ведь это нечестно. Сначала вы просите лишь рассказать диалог, обращая внимание только на его идейный смысл, а потом вдруг начинаете разбирать фонетику. Это же непоследовательно! Вы требуете одно, а оцениваете другое.
– А это кто у нас? Борец за справедливость? – хитро спросила Гареева. – А ну, к доске!
И мы с Костей медленно поднялись со стульев и вышли. Начали рассказывать диалог. Во время этого я пытался ни на что не отвлекаться, чтобы не забыть трудные английские слова. Однако я не мог не почувствовать на себе неприятный взгляд Гареевой, которая, казалось, сейчас вот-вот встанет и начнёт орать на меня. Отвлёкшись-таки, я, увы, забыл свою реплику, и это, как и следовало ожидать, если в эти неприятные секунды ещё можно было чего-то ожидать, – это был фатальный момент. Да, Костя быстро подсказал мне нужную фразу, но… Случившейся заминки Гареевой вполне хватило, чтобы позже влепить мне «3» – видимо, ей ещё и произношение моё не понравилось. Хорошо ещё, что Костя справился и получил «5». Ну а я всю оставшуюся часть урока пребывал в подавленном состоянии и думал: «Ничего, ты ещё пожалеешь об этом, мерзкая англичанка. Пройдёт время – и посмотрим, кто из нас будет в загоне».
Конечно, я никак не ожидал, что эти, по большому счёту, безнадёжные мысли в ближайшее время будут биться во мне ещё более учащённо. Но это был явно не самый фартовый день для Компании.
После нас с Костей выступали Саня и Арман. Не знаю даже, как тут выразиться, но с ними произошла настоящая катастрофа. Всё выслушав, Гареева стала на них просто орать. То есть, по сути, произошло то, чего я сам опасался, стоя у доски несколько минут назад. Правда, тогда я и представить себе не мог, до каких истинных пределов может дойти злость Гареевой. А они – эти пределы – вряд ли могут требовать точного описания. Просто представьте себе типичного экстраверта, оказавшегося в состоянии аффекта, – думаю, этого вполне достаточно. В общем, опуская некоторые, особо жёсткие, моменты, про тогдашние действия Гареевой можно сказать так: сперва она раскритиковала весь диалог Сани и Армана от начала до конца (хотя мне он показался весьма добротным), затем порвала листок, на котором были написаны соответствующие реплики, попутно, при этом, заявив, что нашим собеседникам неплохо было бы перейти на занятия немецким, а после зафиксировала в журнале неутешительный результат: «2» и «2». Так печально завершился этот урок английского языка.