Заблуждение велосипеда

Дядя Валерик, мамин младший брат, предупреждал ее: «Растишь из ребенка морального урода. У человека должна быть вера в партию и правительство».

Дядя Валерик работал музыкальным редактором на «Маяке», и когда после информации о том, что Брежнев завершил рабочий визит куда-то там и улетел домой на самолете, зазвучала песня «По аэродрому, по аэродрому лайнер пробежал, как по судьбе…», бедному дяде Валерику объявили выговор. Не уследил.

Интересно, передавали ли мои одноклассницы родителям то, что я говорила про правительство и начальство? И какова была реакция? Никому не запретили со мной дружить, никаких «репрессий». Им, наверное, тоже говорили: «Только в школе про это не надо». Мне кажется, все всё понимали, но тщательно придуривались. И чем выше человек стоял, тем больше старался притвориться. Сумасшествие какое-то.

Сердясь на меня, мама грозилась отдать меня в интернат или умереть.

«Я скоро умру, так и знай!»

И всякий раз, когда она долго не приходила с работы, я боялась: а вдруг она умерла? Ведь она старше родителей всех моих одноклассников и друзей.

Вдруг она уже умерла, а ведь с утра за завтраком мы немножко поссорились и теперь не сможем помириться… Какой ужас…

Боже, Боже, добрый Бог, сделай, пожалуйста, так, чтобы мама не умирала.

Ну, она, наверное, просто куда-нибудь заходила после работы. Туда, где весело и интересно…

В начале семидесятых шел массовый «отвал» из Советского Союза.

То и дело и я слышала странное слово «вирусалим».

«Они уже вирусалиме… Он поначалу бедствовал, сидел где-то в глуши, но теперь вроде наладилось у него, перебрался вирусалим».

Это было похоже на «вирус».

Вирусалим – это заразное?

Тетя Рая Коган, мама моих товарищей по детскому саду, близнецов Паши и Егора, уговаривала мою маму пойти на проводы Галича.

– Прости, Раечка, но я не пойду, – сказала мама, намекая, очевидно, что сама-то тетя-то Рая собирается уезжать, а мы остаемся, и неизвестно, каким образом участие в проводах такого персонажа, как Галич, аукнется нам в стране советов.

Коганы уехали, и некоторое время Паша и Егор присылали мне красивые поздравительные открытки, где борода у Санта-Клауса была сделана из белого перышка, и уже писали английское «I» вместо русского «И», путали буквы, потом и вовсе перестали писать. Тетя Рая, кстати, она была в родстве с самим Шолом-Алейхемом, вскоре умерла, и парнишек усыновили люди из Пенсильвании, владельцы нефтяных скважин. Надеюсь, что у «коганят», как их называли в детском саду, все сложилось неплохо.

А я до сих пор помню, что у них день рождения четвертого апреля!

Сосед по Каретному, самый что ни на есть настоящий Буба Касторский из «Неуловимых», актер Борис Сичкин, тоже собрался ехать и уговаривал маму следовать его примеру.

– Вот этого ребенка вы, Аллочка, хотите оставить большевикам?! – трагически воскликнул однажды он, встретив нас возле лифта.

Сильно вжился в образ бандита-анархиста времен Гражданской войны.

Как же хорошо, что мы никуда не уехали! Могу себе представить, что бы из меня вышло в Америке. Прежде всего я бы отвыкла от русского, разучилась бы произносить свою любимую букву «Ы», превратилась бы в какую-нибудь осатанелую феминистку с очками на длинном висючем носу.

Да, несомненно, в Америке у меня первым делом вырос бы длиннющий нос и просело бы зрение…

Захожу на кухню и останавливаюсь ошеломленная. Как чисто! Какой порядок на нашей кухне, где всегда жуткий раскардаш и ничего не найти. Порядок, чистота и уют, и даже радио, старая «Спидола», вечно сипящая и трещащая, ясно играет красивую музыку.

К маме кто-то придет, она ждет гостей, и поэтому мне сейчас надо двигать к очередным милейшим интеллигентнейшим людям.

Или в Черемушки? К тете Музе?

Мама занята, и поэтому сегодня после школы я сама, одна еду на метро к тете Музе в Черемушки. А завтра утром мы все – тетя Муза, дядя Миша, Андрей, Люся и Таня, и даже Витя, едем к нам на дачу, на автобусе, без всякого такси! Майские праздники!

У первого вагона на станции «Черемушки» меня встречает Витя, мой двоюродный брат, или сама тетя Муза, она издалека улыбается мне, она очень добрая.

Как весело, как хорошо у них в пятиэтажке! Квартира такая маленькая, а народу так много, что ничего не страшно. Спим за шкафом, на одном диванчике вместе с Таней, дочкой моего старшего двоюродного брата. Как хорошо, как спокойно, как сладко засыпать, когда вокруг полно народу и на кухне еще звенят чашками и вполголоса переговариваются. Утром долго и суматошно собираемся и большой ватагой вываливаем во двор, где сушится белье, чьи-то ноги в кедах торчат из-под старого «Москвича», и все здороваются с моей тетей. Все ее знают и уважают, она библиотекарь в ближайшей школе, и многих, даже самых бестолковых и «проблемных», приучила к чтению.