Заблуждение велосипеда

– Папаня наш в молодости крут был, нас с мамой и братом так шугал, что в другую избу ночевать ходили. Раз прихожу со школы, а папаня лежит, в лапшу опоролся. Тут мама с телятника домой идет. Переглянулись мы с ней, ни слова друг другу не сказали, она веревку взяла и на шею ему накидывает, а я затянуть стараюсь, покрепче. Папаня стал задыхаться, очнулся и в миг протрезвел: «Юленька, как же ты меня удушить хочешь, я же папа твой…» Я веревку ослабила, он на меня тут же – ах ты такая-растакая… Мама говорит – знай затягивай, пока он лежит, хоть поживем без него, вздохнем, как люди… А я что-то уж не могу… Вроде и вспоминаю, как он нас лупил, а не могу… Связали его с мамой, побили маленько, попинали и спать положили…

Сметана, вишни, помидоры и хлеб были нашей пищей – больше ничего не было, физически. Но жилось весело, мы все время хохотали. Я помогала им по английскому. Они все тогда поступили на свое физкультурное отделение и по сей день работают по специальности. Мы редко, но видимся. Оля живет теперь в Москве, Света в родном Балаково, а Юля двинула на Север, в Тюменскую область, и иногда появляется у меня, всякий раз часов в пять утра, без предупреждения, с поезда, с банкой брусники и другими северными гостинцами.

Руководителем Саратовской областной телекомпании был весьма старорежимный дядя, «большой любитель» московских студентов из модных вузов.

Меня, никогда не видавшую корову вблизи, он определил в сельхозредакцию. Но я никакого подвоха не почувствовала, не поняла и с восторгом колесила на «уазике» типа «козел» с корреспондентом дядей Юрой Мягковым и оператором дядей Витей.

Снимали конкурс доярок и их парадное построение перед началом конкурса. Одна девушка от жары потеряла сознание, а выиграл конкурс мальчик лет двенадцати, потомственный «оператор машинного доения».

В этом колхозе на стенде висела таблица, отражающая национальный состав колхозников – большинство русских, несколько украинцев, человек пять казахов, два немца и еврей.

Следующей нашей экспедицией была поездка в колхоз, выращивающий особенную, экспериментальную пшеницу. Там нас встретил один из секретарей райкома – с ведром шашлыка, мешком свежих огурцов и неограниченным количеством водки. И все. Вот тебе и экспериментальная пшеница. О ней ни слова не было сказано. Дядя Юра и секретарь райкома стали конкретно квасить. Оператор дядя Витя, склонный к гипертонии, пил мало. Ни капли не пили мы с шофером Саней – он за рулем, а я в те далекие годы вообще не интересовалась выпивкой.

– Саня, когда же, блин, у них водка кончится? – досадовала я.

– Никогда, – ответил бывалый Саня. – Потому что если корреспондент областного телевидения захочет еще водки, а у секретаря райкома не окажется, на этого секретаря все пальцем показывать будут, детей его застыдят. «Вон, это дети того, который корреспонденту путем проставиться не смог…»

И они пили дальше и пели:

«Издалека долго течет река Волга, течет река Волга, а мне уж сорок лет…»

Саня дремал, я что-то сочиняла в школьную клетчатую тетрадку или собирала цветы. Земля в Саратовской области действительно черная, даже в синеву, и растут на ней необыкновенные, разнообразные цветы, которых в средней России не встретишь.

Стемнело. «Никакие» секретарь райкома и дядя Юра загрузились в райкомовскую «Волгу». Мы с Саней и дядей Витей не спеша ехали за ними на «козле». По грунтовке, или как говорят в Саратове, по «грейдеру», между полями экспериментальной пшеницы.

Встречный автомобиль, не желая слепить нас, выключил весь свет. Саня, из шоферских «примочек», тоже выключил свет. Через несколько секунд – удар, Саня теряет сознание, я разбиваю головой лобовое стекло «козла».

Вот голова – на века сделана! На таком толстенном стекле целая вмятина и клочок рыжих волос, а мне хоть бы хны. Только глаза на следующий день болели.

Ударились мы о райкомовскую «Волгу», которая остановилась, тоже без огней, у края пшеничного поля. Водитель мирно писал.

От удара «Волга» улетела в знаменитую пшеницу. Когда Саня очухался и включил дальний свет, мы увидели две трогательных лысины, в заднем окне «Волги», на подушках. Эти пьянчуги, корреспондент и секретарь райкома, даже не проснулись от удара.

Восемьдесят пятый год, антиалкогольная кампания, нельзя являться из командировки на разбитой машине.

Чинить, рихтовать «козла» отогнали в Балашов, а мы зависли в охотничьем домике.

Книг там не было вообще. Убирать приходила худенькая старушка с лицом спившейся красавицы, тетя Поля. На руке у нее была татуировка «ПАЛИНА».

Бедный дядя Юра волновался, что я могу рассказать о случившемся начальству. Не бойся, дядя Юра, все будет хорошо, я не расскажу!

На областном радио в передаче «На крючок» трудился корреспондент по имени Леша, похожий на грустного волчка из мультфильма «Сказка сказок», с большими светлыми глазами в пушистых ресницах. Люди со всей губернии писали ему о наболевшем, вроде «у нас протекает унитаз, помогите!». И он должен был разбираться. Еще он сочинял песни и пел под гитару. И немилосердно «злоупотреблял». Мы подружились, стали переписываться.