Читаем Заблуждение велосипеда полностью

— Вот какая ты уже большая стала, — хмуро улыбнулся он мне.

В марте восемьдесят первого он умер.

А уж потом я его книги прочла.

Вечные дачные темы.

«Надо ли воспоминать?..»

Трифонов — самый чеховский из всех писателей советского периода. Такой же ловец неуловимого и выразитель невыразимого. И та же константа состояния русского духа: чтобы быть вполне счастливым, необходимо быть крайне несчастным. Будничные, бытовые мучения. Бессмысленность и мимолетность долгой жизни, с которой не знаешь что делать. Повесть «Долгое прощание» — это же форменная «Чайка» середины двадцатого века.

Лишь бы только до романов Трифонова не добрались «сериальщики». Оборони, Боже…

Незадолго до смерти Трифонов родил сына Валю. То есть умер он, когда сыну было года полтора.

«Передовую общественность», или как сказали бы теперь — «тусовку», очень это интересовало, что вот, люди не второй и даже не третьей молодости заводят ребенка, потом отец умирает…

Нижнюю комнату у нас снимали две препротивнейшие старухи с детскими именами Муся и Геля.

— Это не его ребенок. Они его где-то взяли, — с мрачной безапелляционностью сказала Муся.

— Но он очень похож на Юру, — робко возразила Геля.

— Только если на Юру в гробу, — сказала Муся, и я вытаращилась на нее, ожидая, что за такую чудовищную гадость ее сейчас громом разразит или оторвется, отвалится, выскользнет, запрыгает по полу ее мерзкий язык.

Но нет…

Тетя Алла Нагибина все время норовит положить мне на тарелку «всего и побольше», подарить ненужную маечку с цветочками.

От этого я еще сильней стесняюсь и от стеснения гримасничаю.

Это теперь появились полчища детских психологов и всяких там специалистов, объясняющих, что детское гримасничанье — это нервный тик, с которым надо разбираться.

Меня же просто ругали.

Красавица-вдова и сирота-кривляка…

Итак, сирота и вдова. Бедные люди. Дачу содержать тяжело. Поэтому одну, а то и две нижние комнаты мама сдает жильцам.

Наши жильцы!

Очкастые «мнсы» из соседнего академгородка физиков Троицка, начинающие писатели, просто проходимцы, влюбчивые отцы семейств, арендующие комнату для известных целей, знакомые знакомых, пенсионеры-лыжники, омерзительные старухи.

Про одних только жильцов можно поэму написать.

Однажды гуляла по поселку шумная компания молодых, но уже известных людей, в том числе — режиссер Володя Грамматиков, композитор Алексей Рыбников и сценарист Вика Токарева. Искали дачи, чтобы снять.

Вика увидела мою маму и воскликнула возмущенно:

— Алка, ты почему совсем не постарела?

Мама обожала комплименты и, очевидно, именно поэтому комнату сдала тете Вике, а не ее спутникам.

Мое детское воображение тетя Вика потрясла тем, что ела сырые сосиски. Мама говорила, что Вика — засранка, что от нее муравьи (и правда, вместе с тетей Викой у нас появились мелкие муравьи, которые исчезли, как только она съехала) и что больше она Вику никогда не пустит, но тем не менее Вика прожила у нас несколько лет. Кроме мужа, который никогда не приезжал, и дочери Наташи у Вики был еще друг жизни по имени Касик — худой усатый дядька, вполне симпатичный и положительный. Он все время ревновал Вику и вроде даже поколачивал. Однажды я что-то делала у крыльца, конечно же чинила велосипед, и вдруг дверь в дом распахнулась, и со ступенек крыльца увесистым колобком скатилась тетя Вика, за ней, норовя попасть кулаком по ее широкой спине, спешил Касик, негромко, но эмоционально задавая ей какой-то вопрос, повторяя слово, которого не помню. Кажется, «Зачем?». Слетая с крыльца, тетя Вика встретилась со мной глазами и как-то странно улыбнулась — нахально, как всегда, и как никогда — жалко.

Вот, мол, такие дела…

После моя мама передала мне, что Вика очень просит, чтобы я об этом никому не рассказывала. Смешные! О чем тут рассказывать-то? Чего интересного?

Надо сказать, что я до сих пор настолько слабо интересуюсь чужими «выясняловыми» и вообще чужой личной жизнью, что некоторые даже обижаются.

Потом тетя Вика купила кусок земли у многочисленных Антокольских, построила собственный дом, и теперь я иногда встречаю ее гуляющей по аллеям с лыжной палкой вместо трости в руке. Это сродни сырым сосискам — могла бы купить себе изящный альпеншток, но палка ей нравится больше, и все тут! Гуляет с лыжной палкой и живо интересуется чужой личной, особенно половой, жизнью.

В жильцах у нас побывал физик из Троицка, оставивший «в наследство» довольно крупную деревянную статую Богоматери, из тех, что ставят на развилках дорог на Западной Украине и в Польше. К нему-то она как попала? Умыкнул? Она до сих пор у нас на Каретном стоит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии