Заблуждения капитализма или пагубная самонадеянность профессора Хайека

Процесс глобализации морали существенно изменил отношение человека к его «ближним», сделав это отношение не столь непосредственным. Это понимает, конечно, профессор Хайек, противопоставляя «правила» при капитализме правилам, действующим в семье, в кругу друзей и знакомых, или действовавших некогда в небольшой общине. Поскольку «мораль» первоначально сложилась в такой общине, ее инстинктивный, генетически наследуемый механизм ограничен в своих возможностях: человек способен к непосредственной эмоциональной связи лишь с несколькими десятками людей, как это и происходило в традиционной крестьянской общине. В многочисленном, сложном обществе связи между людьми, как справедливо замечает Хайек, не могут быть столь непосредственны и эмоциональны. Но Хайек не интересуется процессом, создавшим этот «расширенный порядок», и не объясняет, каким образом в таком обществе вообще могут существовать какие бы то ни было «моральные правила». Между тем, объяснение можно найти в истории культуры, описывающей не только становление великих религий, но и возникновение обычаев и законов, усваиваемых вместе с религией в раннем детстве и внедряемых в «подсознательную совесть» ребенка. Основные ценности культуры, в которой воспитывается человек, передаются ему, по-видимому, в возрасте до 5–6 лет и запечатлеваются в его подсознании с помощью совсем не рационального, но и не «инстинктивного» процесса – как раз, как этого требует профессор Хайек. Это обучение не может быть рациональным не только потому, что маленький ребенок не понимает сложных рассуждений, но прежде всего по той причине, что сами ценности культуры являются продуктом ее эволюции, возникшими в борьбе за выживание этой культуры, а вовсе не открыты человеческим разумом; их и нельзя «доказать» никакими рассуждениями. Далее, основные ценности культуры не являются также «инстинктивными», то есть их содержание не запрограммировано в геноме человека. Но у человека, в отличие от всех других живых существ, имеются два совместно действующих механизма наследственности – генетический и культурный. Генетически детерминируется лишь самый общий ход обучения и его физиологическая возможность; но содержание обучения передается не генетической, а культурной наследственностью, то есть традицией той или иной культуры.

Можно с уверенностью предполагать, что «правила морали», первоначально содействовавшие сохранению малых групп и, соответственно этому, выработанные эволюцией вида, с возможным участием «группового отбора», впоследствии легли в основу «глобальной» морали. Эволюция никогда не отказывается от своих изобретений, а пытается приспособить их к изменившейся обстановке. Правила отношения к «ближнему», оправдавшие себя в малой группе, должны были так или иначе распространиться на «большую группу». Но в основе этих правил с самого начала лежали «моральные запреты», которые по-английски обозначаются словосочетанием “shalt not’s” («не д'oлжно» во множественном числе); вспомните десять заповедей. Там, где уже не действовали непосредственные эмоциональные реакции, должны были действовать глобальные запреты. Самый всеобщий характер этих запретов предполагает их простоту и безусловность: ведь они должны были внушаться маленькому ребенку. Эволюция нашего вида выработала такие запреты и создала «ответственную мораль». Как всегда, эволюция создает вначале простой и общий механизм, а затем уже корректирующие его вторичные механизмы. Действие таких вторичных механизмов легче модифицируется или снимается, чем действие первичного: к заповеди «не убий» подразумевалась, конечно, поправка: «члена такого-то племени», и эту поправку с великим трудом удалось снять (в истории нашей культуры); но самую заповедь, простое «не убий» искоренить намного труднее, может быть, вообще нельзя. Первичные запреты необычайно упорны. Они принимают вид не подлежащих обсуждению «табу», и профессор Хайек с удовольствием повторяет это дикое слово. Лоренц описывает первичные ценности культуры, внушаемые в детстве, латинским словом tremendum – то, что внушает трепет. Если можно позволить себе такую вольность речи, эволюция «хорошо знала, что делала», вырабатывая у человека эти страшные, вызывающие трепет племенные табу: уже в пределах племени их соблюдение трудно было внушить; и впоследствии, при глобализации морали, именно сила этих страшных табу позволила нашему виду выжить, создав нечто вроде общечеловеческой этики. Конечно, в процессе переноса на «чужих» людей табу неизбежно должны были ослабеть.