Заблуждения капитализма или пагубная самонадеянность профессора Хайека

Рабочий день продолжался не менее 12 часов, и до 16, с очень коротким, точно отмеренным перерывом на «обед». «Обед» состоял из скудной холодной еды, принесенной из дома, чаще всего из хлеба. Если требовали «интересы производства», заставляли работать двое суток подряд и больше. Девочек-подростков такая работа доводила до чахотки, анемии; случалось, прямо из цеха выносили трупы. Ужаснее всего было мучение детей. Поскольку машины сводили фабричную работу к выполнению простых однообразных операций, на фабрики отдавали детей 5 – 6 лет, которые тоже работали от 12 до 16 часов в день. Можно понять отчаяние родителей, пытавшихся как-то увеличить свой заработок; трудно понять, как вообще маленького ребенка можно было заставить все это терпеть. По нашим представлениям, малыши должны были просто плакать и проситься к маме, но ведь «бытие определяет сознание», даже когда этому сознанию пять лет! Больш'aя часть этих фабричных детей погибала, не достигнув зрелости, но их некому было считать.

Фабриканты донимали рабочих системой штрафов за любые «нарушения дисциплины», действительные или мнимые, высасывая у них заработанные ими гроши. Они экономили на всем: на ремонте и уборке помещений, на освещении, на проветривании. В отличие от рабовладельцев, они не были заинтересованы в сохранении рабочей силы своих невольников: их не надо было покупать и всегда можно было заменить. Рабочие кварталы городов представляли собой невообразимую картину нищеты и грязи, скученность превосходила все, что мы слышали о лагерных бараках, и очень скоро тиф и холера, гнездившиеся в этих трущобах, начали мстить буржуазии, напоминая самым очевидным образом о единстве человеческой породы. Впрочем, поначалу этого просто не знали: только в XIX веке, и даже не в самом начале его, были поняты пути возникновения эпидемий. С точки зрения «либералов», меры против холеры были уже вмешательством государства в частную жизнь, но тут уже они предпочитали молчать: было слишком ясно, чт'o получится, если переложить это дело на обитателей трущоб.

Бедные ели, конечно, самую дешевую пищу, какую могли найти. Сплошь и рядом торговцы сбывали им гнилые овощи, тухлое мясо и, конечно, черствый и заплесневелый хлеб. Все это были отбросы со стола буржуазной Англии, которые невозможно было предложить тем, кто лучше платил. Санитарная инспекция только начиналась, вызывая негодование либеральных лавочников; и в самом деле, это тоже было вмешательством государства в экономическую жизнь. Рабочие, и тем более безработные, одевались в отрепья; их жены пытались ставить заплаты на эти рубища, или, отчаявшись, уже не пытались. Ирландские иммигранты, бежавшие в Англию от голодной смерти, ввели невиданный у англичан обычай ходить босиком, и английские рабочие начали перенимать этот образец.

Имевшим глаза и уши ясно было, что «веселой старой Англии» пришел конец. Надо отдать должное английской литературе, описавшей этот «неограниченный капитализм». Трудно сказать, кто создал легенду о единственной в своем роде русской литературе, заботившейся об униженных и угнетенных. Возьмите самых значительных, самых одаренных английских писателей; перечитайте их и посмотрите, как изображают английское общество Байрон и Шелли, Диккенс и Теккерей. Конечно, в Англии не было цензуры, и можно было писать откровенно. И нередко английские писатели выражали свои чувства яснее, чем их русские собратья с цензурным кляпом во рту. Вот знаменитое стихотворение Шелли, лучше всего объясняющее, в каких условиях рождался социализм. Я перевожу его буквальной прозой, не передающей всей страсти этих гениальных строк:

Люди Англии, наследники славы,

Герои неписаной истории,

Питомцы одной могучей матери,

Ее надежда, и надежда друг друга,

Восстаньте, как львы после сна,

В непобедимом числе,

Стряхните с себя свои цепи,

Как росу, выпавшую на вас во время сна.

Что такое свобода, скажут вам те,

Кому слишком хорошо и в рабстве,

Потому что самое имя рабства

Стало эхом вашего имени.

Это значит работать и получать такую плату,

Которая едва поддерживает жизнь изо дня в день

В вашем теле, где она, как в клетке,

Содержится для пользы тиранов.

Так что вы созданы для них,

Чтобы ткать, пахать, сражаться и копать землю;

По вашей воле или без нее вы обязаны служить

Для их защиты и пропитания.

Это значит видеть, как ваши слабые дети

С их матерями изнемогают и гибнут,

Когда свирепствуют зимние ветры –

Они умирают, когда я это говорю.

Это значит голодать, не имея и той пищи,

Которую богач в своей заносчивости

Швыряет жирным собакам, лежащим

Объевшись, у его ног.

…………………………………

Это значит быть рабом в душе,

И не иметь настоящей власти

Над своей собственной волей, а быть

Всем, что другие делают из вас.

А когда, наконец, вы жалуетесь,

Со слабым и напрасным ропотом,

Это значит увидеть, как наемники тирана

Топчут лошадьми ваших жен и вас:

Кровь, как роса, покрывает траву.

Это значит жаждать отмщения,

Яростно стремясь воздать им

Кровью за кровь – и злом за зло:

ЗАЧЕМ ЭТО, ЕСЛИ ВЫ СИЛЬНЕЕ? [Здесь и ниже прописные буквы использованы самим Шелли.]

……………………………………

Восстаньте, как львы после сна