Заблуждения сердца и ума

Он, вероятно, еще долго терзал бы госпожу де Люрсе, к которой преисполнился жестокой вражды, если бы не обратил своего взора на мадемуазель де Тевиль, созерцание которой навело его на новую мысль. На мгновение при виде ее он как-то замер. Ему трудно было понять, как столь редкая красота могла до сих пор скрываться от его взоров. Он глядел на нее с удивлением и восторгом, затем поклонился госпоже де Тевиль и ее дочери с несвойственным ему почтением и, сказав несколько любезных слов, тихо спросил у госпожи де Люрсе:

– Откуда сошел к вам этот ангел, это божество? Какие глаза! Какая осанка, что за прелесть! И как случилось, что в Париже скрывается такое чудо красоты, а мы об этом ничего не знаем?

Госпожа де Люрсе так же тихо объяснила ему, кто эти дамы.

– Любуйтесь ею, если хотите, – добавила она, – но не советую вам влюбляться.

– Это почему же? – спросил он.

– А потому, что вы ничего не добьетесь, – ответила она.

– Ну, – заметил он, – это мы еще посмотрим. Затем он продолжал, уже в полный голос:

– Сударыня, надеюсь, вы не в претензии за то, что я привел к вам господина де Пранзи: ведь он ваш старый друг, вы не первый день его знаете. Таких знакомых приятно видеть, не правда ли? Когда мы помним человека чуть ли не с рожденья, когда сами ввели его в свет, то, даже вовсе потеряв его из виду, продолжаем интересоваться его судьбой и рады новой встрече.

– Посещение господина де Пранзи делает мне честь, – ответила госпожа де Люрсе довольно принужденным тоном.

– Представьте себе, – продолжал Версак, – я с величайшим трудом его уговорил: он не хотел ехать к вам, потому что, видите ли, уже несколько лет не показывался у вас – непонятная щепетильность! Если люди когда-то были близко знакомы, можно и пренебречь суетными правилами этикета.

Язвительный и коварный тон Версака и смущение госпожи де Люрсе удивили меня: ведь я ничего не знал о светских сплетнях минувших лет. Я не знал, что лет десять назад в свете немало толковали о притязаниях де Пранзи на благосклонность госпожи де Люрсе и о том, что, судя по всему, они не были отвергнуты. Конечно, она с полным основанием отрицала самую возможность подобного выбора: если позволительно судить о женщине по ее избранникам, то ничто не могло бы унизить и опозорить госпожу де Люрсе так бесповоротно, как слабость к господину де Пранзи.

Это был человек далеко не высокого происхождения, но без меры хваставший своей родовитостью, что редко прощается даже людям самого высокого ранга, и докучавший всем своей генеалогией, самой коротенькой из известных при дворе. Мало того, он пытался утвердить за собой славу храбреца. Но это был еще не самый тяжкий из его грехов: несколько дуэлей, закончившихся не к его чести, отучили его хвалиться своей храбростью. Природа отказала ему в уме, в обаянии, не наделила его ни красотой, ни богатством; но дамские причуды и покровительство Версака создали ему славу покорителя сердец, несмотря на то что, кроме всех других пороков, у него была еще скверная привычка обирать женщин, которым он нравился. Глупый, заносчивый, бесцеремонный, он был не способен ни мыслить благородно, ни краснеть; не будь он таким фатом – а это поистине немалое преимущество – было бы совершенно непонятно, чем он может нравиться.

Даже если бы госпожа де Люрсе не стремилась похоронить память о своих былых слабостях, могла ли она без ужаса вспомнить, что господин де Пранзи когда-то был ей дорог? Но, может быть, его присутствие было для нее так невыносимо не только по этой причине: язвительные речи Версака, намеки, которые он обронил во время первого своего визита, его давешние обиды на нее – все это приводило ее в содрогание. Она не сомневалась, что ее любовь ко мне для него не тайна и что первая его забота теперь – оповестить об этом весь свет, а также погубить ее в моих глазах. Версак был из тех, кого нельзя заставить молчать и кому нельзя доверить тайну. Сколько бы она ни старалась скрывать свои чувства ко мне, все равно его не удалось бы ни обмануть, ни переубедить. Положение ее было ужасно, и она не могла скрыть своего отчаяния; намеки Версака на ее былую дружбу с Пранзи совсем убивали ее. Я видел, как она краснеет и молчит. По ее молчанию и униженному виду я сразу же заключил, что Пранзи непременно был одним из моих предшественников.

Заметив, что удары, нанесенные им госпоже де Люрсе, достигают цели, Версак решил усилить натиск и продолжал, обращаясь к ней:

– Вам ни за что не угадать, сударыня, откуда я извлек Пранзи и где этот несчастный собирался провести вечер!

– Ни слова более! – прервал его Пранзи. – Маркизе известно, – добавил он, посмеиваясь, – как велико мое уважение к ней и, осмелюсь сказать, моя нежная к ней привязанность. Я помню, как она была добра ко мне, и, разумеется, не стал бы противиться Версаку, если бы мог надеяться, что ее расположение мною не утрачено.

– Хорошо сказано, – похвалил его Версак, – и не противоречит тому, о чем я собирался уведомить милых дам: хотите верьте, хотите нет, он намерен был ужинать наедине с престарелой госпожой де***.