Заблуждения сердца и ума

Мне с трудом удавалось скрыть свое горе. Видеть Жермейля рядом с Гортензией, знать, что в деревенской тиши ему представится не один случай выразить свои нежные чувства, было для меня невыносимой пыткой, особенно при мысли, что от меня самого зависело не допустить этого. В минуту их отъезда я пожалел, что принес в жертву самолюбию самое дорогое в жизни. Я еще держал в своей руке руку госпожи де Люрсе и вдруг подумал, что мне не трудно будет добиться от нее того, чего она сама, как мне казалось, горячо желала. Преодолев свое глупое самолюбие, я снова заговорил об увеселительной поездке, в которой мне теперь так страстно хотелось принять участие.

– Если бы вы меня предупредили заранее, сударыня, – сказал я, – я бы не связал себя другим обещанием.

– О, я в этом не сомневаюсь, – сказала она, не глядя на меня.

– Если вы в самом деле хотите, – продолжал я, – то…

– О нет, – прервала она меня, – я ничего не хочу. Я не стою ни малейшей жертвы с вашей стороны и не приму ее.

– Вы только что думали иначе, – заметил я, – и я полагал, что смогу…

– Нет, нет, – опять прервала она меня, – я была не права, а теперь исправила свою ошибку.

С этими словами она покинула меня. Я горько пожалел, что просил ее о том, что за минуту до того сам отверг, и напрасно унизил свою гордость.

Как ни больно мне было расставаться с Гортензией, я подумал, что не следует ради любви жертвовать собственным достоинством. Не слишком ли далеко завело меня увлечение ею? Я не мог себе простить, что дал случай госпоже де Люрсе восторжествовать надо мной. Я с тоской смотрел на экипаж, увозивший Гортензию; та не удостоила меня ни единым словом; я с горечью думал о том, что она не была свидетельницей моих попыток поправить дело, и объясняла себе мой отказ участвовать в прогулке любовью к госпоже де Сенанж.

Они отъехали уже далеко, а я все еще стоял в оцепенении. Наконец я пришел в себя и отправился домой, чтобы обдумать все подробности случившегося; но я неправильно истолковывал все, что со мной произошло, и не переставал тосковать по Гортензии.

Хотя я знал, что она пробудет в деревне два дня, все же я послал на следующий день справиться, не возвратилась ли она в Париж. Прошел еще день; терзаемый нетерпением и ревностью, я сам отправился к ней, и узнав, что они еще не возвратились, готов был сейчас же ехать за ней в деревню, но преодолел искушение; мое тщеславие оказалось сильнее любви, и мысль, что госпожа де Люрсе объяснит мой приезд тем, что я не могу жить без нее, оттеснила все другие соображения и остановила меня, несмотря на мои тревоги.

Не успел я вернуться к себе, как мне доложили о приходе Версака. Хотя я был поглощен своей любовью, но одиночество, на которое я себя обрек, начало тяготить меня, и я был счастлив его видеть.

– Хотел бы я знать, – сказал он, входя, – где вы пропадали эти два дня? Нет уголка в Париже, куда бы я не заглянул в надежде вас встретить.

– Я пребываю, – отвечал я, – в черной меланхолии.

– Разве счастливые любовники, – спросил он, – могут пребывать в меланхолии? Я не удивляюсь, что вы огорчены отсутствием госпожи де Сенанж, но вы можете быть вполне уверены, что вас любят…

– О, боже мой! – воскликнул я.

– Это трагическое восклицание пугает меня, – прервал он меня в свою очередь, – разве она вам еще не написала?

– Помилуйте, – ответил я, – она только два дня как уехала; вы же знаете, что она обещала мне написать только по возвращении.

– Это так, – согласился он, – но все же я удивлен, что у вас еще нет от нее послания. Позавчера у вас просили позволения писать вам, и по логике вещей вы должны были уже получить несколько записок. Госпожа де Сенанж редкая женщина! Она не заставляет вас мучиться неизвестностью и опасаться излишних отсрочек. В одну минуту ее ум все постиг, и сердце отозвалось.

– Эти свойства, – возразил я, – как раз расхолаживают меня. Некоторая осмотрительность в выборе возлюбленного, по-моему, больше подходит женщине, чем поспешность, за которую вы так признательны госпоже де Сенанж.

– Когда-то принято было думать по-вашему, – сказал он, – но времена переменились. Однако вернемся к госпоже де Сенанж. Вы внушили ей столько надежд, проявили так много внимания… я даже удивляюсь вашему равнодушию.

– Как, разве я внушил ей надежду? – воскликнул я.

– Конечно! – сказал он холодно. – Когда мужчина вашего возраста бывает у такой женщины, как госпожа де Сенанж, появляется с ней в общественных местах и завязывает переписку, у него должны быть на нее виды. Обычно этого не делают без определенных намерений. Она, несомненно, уверена, что вы ее обожаете.

– Неважно, что она думает, – возразил я, – я сумею ее разубедить.

– Это будет непорядочно, – ответил он, – вы дадите ей основания жаловаться на вас.

– А я полагаю, – заметил я, – что скорее я вправе жаловаться на нее. На каком основании она притязает на мое сердце?

– На ваше сердце! – воскликнул он. – Вот слово из романа. С чего вы взяли, что она притязает на ваше сердце? Она не способна на такие смехотворные притязания.

– Чего же она хочет? – спросил я.