Заблуждения толпы

Однако он этого не сделал, лишь мимоходом упомянул о железнодорожной мании в невнятной сноске из двух предложений ко второму изданию книги в 1852 году²⁶⁵. В молодости (1830-е годы) Маккей трудился в двух лондонских газетах, «Сан» и «Морнинг кроникл»; в 1844 году, накануне краха железнодорожного пузыря, он стал редактором газеты «Глазго Аргус» и занимал эту должность три года, воочию наблюдая за бумом и крахом. Тщательный анализ материалов «Аргуса», в особенности передовиц, то есть главных статей, которые нередко перепечатывались другими газетами, показывает, что сам Маккей довольно одобрительно воспринимал эту манию железнодорожного строительства. Скорее всего, он мыслил в духе своего времени, когда превозносили идею невмешательства в экономику: все радовались отмене протекционистских хлебных законов, которые обогащали землевладельческую аристократию, но обрекали на голод городскую бедноту, поддерживая высокие цены на зерно; на этом фоне железные дороги вызывали куда меньше интереса у Маккея и его окружения²⁶⁶.

Под редакцией Маккея в передовицах «Аргуса» исправно помещались мрачные предупреждения насчет пузыря, заимствованные из «Таймс», но одновременно «Аргус» публиковал и хвалебные статьи о железнодорожных компаниях из других газет. При этом создается впечатление, что Маккей, чья фамилия созвучна отчасти со словом «мания», фактически не обратил внимания на железнодорожную аферу, современником которой ему выпало быть. В передовой статье за октябрь 1845 года он прямо заявлял, что воодушевление публики по поводу акций железных дорог имеет мало общего с «пузырем Южных морей», который «опирался не на прочную, а на полностью вымышленную основу». Он считал, что это воодушевление объясняется «насущными потребностями нашей эпохи. Эти потребности сами по себе суть реальное, вполне материальное имущество… Тихий философ и активный деловой человек в равной степени осознают, что нет и не может быть более благородного или более выгодного применения британского капитала, чем в этих проектах»²⁶⁷.

Не существует никаких доказательств того, что Маккей потерял деньги из-за железнодорожной мании, но слепота самого проницательного наблюдателя за финансовой иррациональностью человеческого поведения служит свидетельством соблазнительности финансовых пузырей. Даже в девятнадцатом столетии об этом уже догадывались: век назад Исаак Ньютон показал, что обширные знания и экстраординарный интеллект не в силах уберечь вкладчика от складкоголосых сирен махинаций. Ньютон довольно сносно разбирался в финансах, к моменту возникновения пузыря Южных морей он почти четверть века возглавлял монетный двор. Он получил изрядную прибыль от акций компании Южных морей, приобретенных в 1712 году и проданных – намного дороже – в начале 1720 года, но позже в том же году вдруг словно лишился разума – и выкупил акции обратно по гораздо более высокой цене. В итоге он потерял около 20 000 фунтов стерлингов, а потому изрек (во всяком случае, эти слова ему приписывают), что можно вычислить движения небесных тел, но нельзя исчислить людское безумие²⁶⁸.

Железнодорожный пузырь в Англии отражал то технологическое «брожение», которое обещало революционизировать саму ткань повседневной жизни. Почти одновременно на другом континенте «брожение» совершенно иного рода породило уникальную американскую манию конца света.

Глава пятая Паства Миллера

В середине 1950-х годов повезло психологу Леону Фестингеру.

Сын эмигрантов из России (отец – политический радикал и атеист, мать – вышивальщица), Фестингер сделал выдающуюся академическую карьеру, блеснув интеллектом в зарождающейся области социальной психологии, а удача пришла к нему в облике мании летающих тарелок на Среднем Западе (ему выпало преподавать в тех краях). Группу пострадавших возглавляла женщина по имени Дороти Мартин, которая утверждала, что может говорить с духами, предупреждающими о сильных землетрясениях и наводнениях; эти духи якобы сообщили ей, что Северную Америку 21 декабря 1954 года ожидает двойной катаклизм²⁶⁹.

Социальные психологи, осведомленные об экспериментах Соломона Аша с длиной прямых линий, давно осознали, что социальное давление способно стирать различия во мнениях между людьми до такой степени, что малые группы и даже целые общества начинают создавать и продуцировать собственные культурные, моральные и религиозные ценности. Кроме того, было доказано, что подобные изменения ценностей нередко происходят взрывным образом, а само их быстрое распространение напоминает распространение заразных болезней.