«Чем глубже я погружаюсь в чтение, тем все страшнее открывается мне развращенная природа человечества. Невозможно отыскать ни единого светлого пятна в нашем прошлом. Эти завоеватели мира и славные герои истории, очевидно, были сущими демонами в человеческом обличье. Все горести, страдания и невзгоды мира, казалось, возрастали пропорционально той власти, которую означенные мужи обретали над своими собратьями. Я стал крайне недоверчивым к людям вокруг себя»281.
Иконоборчество Поултни вполне устраивало молодого фермера; освободившись наконец от удушающей религиозной атмосферы в семье, он восстал и принялся безжалостно высмеивать семейное благочестие, прилюдно пародируя витиеватые проповеди своего деда-проповедника282.
Достойным похвалы Миллеру виделся разве что единственный эпизод семейной истории – его отец участвовал в войне за независимость, и потому сын искал убежища от развращенного человечества в патриотизме и военной службе. В 1810 году, когда казалась неизбежной война с Великобританией, ополчение Вермонта присвоило ему чин лейтенанта; с началом войны в 1812 году Миллера повысили до капитана ополчения, а в следующем году он перешел в регулярную армию в чине лейтенанта. Даже при понижении звания этот переход считался продвижением по службе, а к началу 1814 года он сумел восстановить капитанский чин. В конце лета он оказался в Платтсбурге, на берегах озера Шамплейн, где уступавшие в численности и вооружении американские силы нанесли поражение британским захватчикам в яростном сражении на суше и на море.
Военные действия привели Миллера в смятение, и 11 сентября он написал жене, что из трехсот солдат и моряков на борту одного из американских кораблей уцелело всего двадцать пять человек. «Некоторые наши офицеры из тех, кто был на борту, говорят, что кровь заливала по колени». На следующий день он отправил новое письмо:
«Боже мой! Что за бойня со всех сторон!.. Моего красноречия недостанет передать всеобщую радость. На закате наши форты дали победный салют под пение «Янки Дудл» [92]… Морское и сухопутное сражение в пределах одной-двух миль, пятнадцать или двадцать тысяч человек бились одновременно… Это превосходит все, что я видел когда-либо ранее. Сколь грандиозно, сколь возвышенно и сколь прискорбно сие зрелище!»283
Эта битва не только уничтожила британские силы вторжения, но и покончила с деизмом Миллера; как еще было объяснить, помимо прямого вмешательства Высшего Промысла на стороне Америки, поражение пятнадцати тысяч британских солдат, закаленных в Наполеоновских войнах, от собранных наспех полутора тысяч регуляров и четырех тысяч добровольцев? «Столь удивительный результат, достигнутый вопреки всему, действительно показался мне проявлением воли, более могущественной, нежели человеческая»284.
Вскоре после войны он вернулся на ферму в Лоу-Гемптоне, где от него, уважаемого ветерана и мелкого городского чиновника, ожидали, что он станет активнее посещать местную баптистскую церковь.
Его военный опыт и возвращение в консервативную религиозную среду детства спровоцировали духовный конфликт; не утративший любви к чтению, он применил литературный анализ к осмыслению предшествующего неверия и своего будто бы сверхъестественного впечатления от боев. Около 1816 года Миллер приступил к трудоемкому и пословному анализу Библии. Если, например, ему встречалось слово «зверь» в контексте, который предполагал, что оно символизирует языческую империю, как в книге пророка Даниила или в Откровении, он настойчиво искал это слово в том же значении в остальной Библии.
После нескольких лет усердного изучения Священного Писания он посчитал, что отыскал способ примирить свое прежнее неверие и боевой опыт. Из четырех царств, описанных Даниилом, уцелел лишь Рим, воплощенный в католической церкви. Особенно Миллера поразили следующие строки: (Дан 8:14): «И сказал мне: “на две тысячи триста вечеров и утр; и тогда святилище очистится”».
Теперь Миллеру все стало ясно: в главе 7 Первой книги Ездры персидский царь Артаксеркс повелевает израильтянам вернуться в Иудею и построить «жилище Бога» в седьмой год его царствования, то есть, по подсчетам историков, в 457 году до н. э. В этом году, по эсхатологии Миллера, начали тикать апокалиптические часы. Значит, если принять во внимание тождество библейского дня и календарного года, установленное библеистами, мир должен закончиться 2300 лет спустя, в 1843 году.