Один современник, обладавший, судя по всему, интуитивным пониманием убежденной предвзятости, описывал Миллера на кафедре одновременно восторженно и с опаской: «Человек он был крупный, плотно сложенный, голова большая, лоб высокий, а взгляд мягкий, но выразительный, и все интонации его голоса указывали на искреннюю приверженность идее. Его воображение было весьма пылким, и он, делая некие выводы из ошибочных предпосылок, воспринимал их как достоверные факты. В таком состоянии ума он разъезжал с лекциями, показывал длинные таблицы, иллюстрирующие видения Даниила и Иоанна. Неисчислимые толпы людей приходили его послушать, многие священники и влиятельные миряне его поддерживали, и величайшее волнение охватило восточные и северные области нашей страны»300.
Как уже говорилось, мистицизм библейских чисел Миллера был отнюдь не новым, да и энергичному стилю проповедей также недоставало оригинальности. Приблизительно с 1825 года пресвитерианский священник и участник Второго великого пробуждения по имени Чарльз Грандисон Финни практиковал и довел до совершенства хорошо знакомую ныне проповедническую манеру с обязательными упоминаниями адского пламени и с живым вовлечением публики. Его проповеди заставляли слушателей десятками креститься вновь; один наблюдатель заметил, что после пребывания Финни в том или ином городе там «настолько проникались религиозными чувствами, что невозможно было и подумать о проведении танцев, а цирковые представления становились невыгодными»301. Сам Миллер с неодобрением относился к новому стилю проповедования, но не вызывает сомнений тот факт, что он овладел методикой Финни и что многие из тех, кто приглашал Миллера выступать, считали его именно таким проповедником302.
Как и многие ранние евангелисты, Финни был стойким аболиционистом и видным общественным деятелем. Миллер разделял эти убеждения; вообще Лоу-Гемптон был одной из станций подземной железной дороги [98], а сам Миллер, насколько известно, дал приют минимум одному беглому рабу. Но когда в 1840 году он присутствовал на собрании Общества борьбы с рабством, то ушел с него, убежденный в том, что человеческое общество насквозь прогнило и спасет его только Божественное вмешательство, которое избавит людей от многих бед, в особенности от рабства: «Год освобождения для бедного раба отнюдь не рядом, если причина в человеке. Но Господь может освободить и освободит пленника. К Нему должны мы взывать о возмещении ущерба»303.
Изобиловавший затейливыми оборотами ораторский стиль Миллера гипнотизировал мирскую аудиторию, а его терпимость к другим протестантским сектам и стальная ловушка Священного Писания прельщали духовенство. Один скептически настроенный старейшина, пытавшийся сбить его с толку, записал, что посетил Миллера и принес «внушительный список возражений. К моему удивлению, вряд ли хоть одно из них было для него в новинку, и он отвечал на каждое быстро, едва я их озвучивал. А затем он принялся разъяснять и задавать вопросы, которые ставили меня в тупик и опровергали суждения, на которые я опирался. Я ушел от него истощенный, утомленный безмерно, униженный и готовый признать его правоту»304.
Популярность Миллера, обусловленная его беспощадными огненными проповедями, имела свою цену: верующих привлекала не столько адвентистская теология, которая стояла за его учением, сколько картины адского пламени, им рисуемые. Он говорил прежде всего о спасении душ от огня, тогда как те, кто приглашал этого проповедника, рассчитывали всего-навсего нажиться на многолюдье. Тем не менее к концу 1830-х годов у него появились поклонники, распространявшие миллеровские предсказания. Например, в 1838 году редактор бостонской газеты «Дэйли таймс» опубликовал серию проповедей Миллера, а почти одновременно священник по имени Джозайя Литч написал одобрительный памфлет под названием «Полночный зов!», который разошелся по всей Новой Англии. Бостонский пастор Чарльз Фитч, один из помощников аболициониста Уильяма Ллойда Гаррисона [99], признавался, что несколько раз подряд перечитывал трактат Литча; все эти люди наряду с компанией других «аколитов» за следующие несколько лет оказали Миллеру изрядную поддержку и в конечном счете признали его апокалиптический прогноз305.
Поначалу эта поддержка не слишком воодушевляла Миллера; к 1839 году, измученный возрастом и скверным здоровьем, разочарованный тем, что за четыре года он мало кого убедил в грядущем конце времен, проповедник часто сетовал на собственную никчемность. Приглашения на выступления продолжали поступать, но он понимал, что эти редкие сельские проповеди спасут всего горстку душ от надвигающегося апокалипсиса306.