Читаем Забой номер семь полностью

Дальше шло какое-то неразборчивое слово – Алекосу показалось, что Элени написала «помогите». А может быть, под влиянием своих мыслей он так прочел его. Наверно, там просто стояло «целую тебя». Внизу было ее имя. Он медленно собрал листочки и положил их на стол.

Фанасис сидел в той же позе. Но теперь глаза его были открыты и смотрели на друга. Алекос опустил голову, чтобы избежать его взгляда. Несколько минут оба не шевелились, не произносили ни слова.

Глава восьмая

– Я знаю, о чем ты думаешь, – проговорил после некоторого молчания Фанасис. – Ты, несомненно, считаешь, что я виноват, потому что оказался тряпкой. Пожалуй, ты прав. Но, Алекос, клянусь, ты не представляешь, сколько раз я готов был, не сказав ей ни слова, сесть на пароход, идущий на Корфу. Наконец я решился: поеду в тюрьму, увижу Стефаноса и признаюсь ему во всем, как на духу, во всем с самого начала. Однажды я даже купил потихоньку билет. Ты спросишь, почему я раздумал ехать? Да? Что па это сказать?! Я и сам себе не мог ответить честно на этот вопрос…

Он помолчал несколько минут. Снова взял в руки клещи и держал их перед собой, вперив в них печальный взгляд.

– Да, купил билет и положил в чемодан смену белья.

Чтобы Элени ни о чем не догадалась, я отдал его на хранение в кофейню. Накануне отъезда я внезапно подумал: «Что ты, дурак, собираешься делать, не видишь разве, как она следит за тобой? Только ты сядешь на пароход, она тут же покончит с собой». Я испугался. Провел ночь без сна, стараясь прогнать от себя эту мысль. Нельзя мне было уезжать, нельзя было оставлять ее одну. Так я и не поехал. Отчего, Алекос, пришла мне в голову такая странная мысль? Ее ли поведение вызывало у меня тревогу или на меня напал глупый страх? Не знаю, что тебе сказать… Загадка!

– Но, Фанасис, объясни мне кое-что, я не все понимаю, – попросил Алекос. – Значит, Стефанос так и не получил этого письма?

– Ах, не спрашивай, – перебил его со вздохом Фанасис. – А почему не получил? Потому что на следующий день утром черт принес эту старуху!

Алекоса удивило такое объяснение.

– Элени пишет, что ее свекровь не знала, где вы живете, – произнес он только для того, чтобы дать возможность другу продолжать.

– К несчастью, ей опять удалось отыскать нас. Наверно, она пришла на рассвете и стерегла на улице. Она, по-видимому, спряталась за какой-нибудь калиткой, ожидая, когда я отправлюсь в мастерскую. Она всегда появлялась перед Элени, только убедившись, что я ушел. Она постучала в дверь. Как только Элени увидела свою свекровь, она сразу бросилась душить ее. И задушила бы, если бы соседки не вырвали старуху из ее рук. Что ожидало меня в тот день дома? Моя жена лежала навзничь на кровати и билась в истерике. Соседка держала ей руки. «Убей ее! Убей ее!» – закричала она, едва увидев меня. Оглянувшись, я увидел в углу съежившуюся старуху. Я растерялся. Выпроводил соседку, подошел к старухе и начал говорить по-хорошему: «Будь добра, пожалей ее. Не требуй, чтобы она скрывала от него правду». Она ни слова не ответила. «Не видишь разве, как она страдает?» Я до сих нор помню, как злорадно она засмеялась, показав свои гнилые зубы. «Ты просишь меня пожалеть ее? А за что жалеть? Страдает, говоришь? Да разве это страдание но сравнению с теми муками, которые столько лет терпит мой мальчик? Кто считался с ним? Кто? Кто помнит, что он еще живой? Живой, дышит и знает, что у него есть жена и мать. Что у него еще осталось в жизни? Только томиться и ждать. А вы взяли да вычеркнули его из памяти, поспешили похоронить. Вы оба трусы, падаль!» Я словно получил оплеуху. «Мы виноваты…» – пробормотал я запинаясь. Потом старуха подошла к кровати, где лежала Элени. «Вставай!» – приказала она. Элени с трудом поднялась и села за стол. Я наблюдал за ними, но даже двинуться с места не мог. Помню только, что прошептал: «Ты ее в гроб вгонишь». Старуха не обратила на мои слова никакого внимания. Она протянула Элени карандаш, чистую открытку и принялась диктовать. В моих ушах до сих пор, точно это было вчера, звучит ее хриплый голос.

– Что она заставила написать ему? – спросил потрясенный Алекос.

– Что пишут всегда в открытке, самые обычные вещи: что обе они здоровы, что адвокат надеется вызволить его, раз кончилась гражданская война и он тяжело болен, что его ждут с нетерпением, чтобы прижать к своей груди, за тому подобное. Едва Элени кончила писать, старуха схватила открытку и сунула за пазуху. Надо было в эту минуту видеть ее лицо! Губы у нее дрожали от радости, честное слово! Да, Алекос, никогда в жизни не забуду я этой минуты! Перед тем как уйти, она повернулась и сказала Элени: «Я, дочка, опять приду, как только получу ответ».

Фанасис печально покачал головой. Вдруг он стукнул клещами по столу.

– Так все кончилось, – произнес он.

– Что кончилось?

– В тот же вечер у Элени был сильный припадок. Врач позвонил куда-то, приехали люди и забрали ее. Отвезли в Дафни, в психиатрическую больницу.

– Она сошла с ума?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее