Читаем Забой номер семь полностью

– Надо принять решительные меры, решительные меры, – бушевал Фармакис, подымаясь по лестнице.

Старичок робко следовал за ним. По-видимому, услышав крик, Никос успел прыгнуть с балкона в сад и скрыться. Войдя к нему в комнату, Фармакис увидел, что балконная дверь открыта. Он разразился бранью и отправился вымещать гнев на жене.

Как все отцы, не интересующиеся воспитанием своих детей, он предпочитал, чтобы мать отвечала за их поведение. Но у госпожи Эмилии в тот день была страшная головная боль. Она по обыкновению лежала в шезлонге на закрытой веранде, прикладывала к носу платок, смоченный одеколоном, и вздыхала.

– Пожалуйста, не говори мне ни о чем. Разве ты не видишь, как я мучаюсь? – простонала она, не дав мужу возможности рассказать о новом подвиге ее любимчика.

– С тех пор как я знаю тебя, только и слышу что о твоих мучениях, – пробурчал он сердито.

– Ах, сжалься надо мной!

– Я лишу его наследства!

Он пригрозил скорее для того, чтобы поддеть жену, я вышел. В коридоре он налетел на брата и бросил на неге сердитый взгляд. Он знал, что во время семейных неурядиц брат обычно подслушивал, стоя под дверью. Старик сделал вид, что оттирает пятно на стене, и хотел ускользнуть.

– Подожди минутку, Вангелис, – остановил его младший брат.

– Да, да, я жду, Димитрис, – отозвался испуганно тот.

– Почему ты вечно крутишься под ногами? У тебя есть комната. Закройся там, сиди и отдыхай.

Вангелис Фармакис носил шерстяную шапочку, прикрывавшую уши, и потертое пальто о плеча брата, настолько широкое, что приходилось, глубоко запахнув, закалывать его булавкой. У него вошло в привычку, наклонившись к собеседнику, шептать ему на ухо.

– Я сегодня занят, Димитрис. – Он подошел к брату поближе. – Пришел садовник… У нас много работы. – Димитрис Фармакис отпрянул назад. – Будем убирать газон. – Он сделал еще шаг. – Если останется время, соберем…

– Я все слышу. Зачем ты лезешь мне в лицо и обдаешь меня своим смрадным дыханием?

– Ты прав, – прошептал робко старик…

Фармакисы происходили из пелопоннесской деревни. Их отец, человек скромного достатка, сам обрабатывал землю. Простодушный, хозяйственный, крепкий физически, он исходил из двух принципов: первое – совесть должна быть всегда незапятнанной и второе – дети честных родителей должны жить лучше отцов. На свое несчастье, сколько он до самой старости ни бился, так ничем и не помог своим сыновьям. Как большинство небогатых крестьян, он дал приданое дочерям, разделив между ними имущество, а сыновья, едва достигнув шестнадцати лет, один за другим покинули деревню. Ему пришлось залезть в долги, и он умер с горечью на сердце, но из самолюбия до последнего часа притворялся перед односельчанами, что умирает со спокойной совестью человека, исполнившего свой жизненный долг.

Старший сын ушел из деревни еще до того, как у него начала пробиваться борода. Он гнул спину в Египте, потом в Смирне и в начале века обосновался в Афинах. Женился, стал торговать кожей и открыл лавку. Он написал в деревню Димитрису, последышу в семье, чтобы тот приезжал в столицу, что он поможет ему выйти в люди.

Димитрис Фармакис был на двадцать лет моложе брата. Он поселился в его доме и помогал в лавке. Он был тогда робким, молчаливым деревенским пареньком, который пытливо присматривался к людям, не открывая им никогда своих сокровенных мыслей. Он слушал старшего брата и уважал его.

Вангелис Фармакис пошел характером в отца. Это был человек бережливый, осторожный в делах и хороший семьянин. Он любил младшего брата, как сына, давал ему советы и считал своей обязанностью покровительствовать ему. Когда Димитрис вернулся с военной службы, Вангелис открыл портсигар и, предложив ему сигарету, сказал:

«Теперь, Димитрис, ты уже мужчина, но лучше не привыкай к этой отраве». И прибавил, что можно купить трехэтажный дом, если, бросив курить, откладывать в течение пятнадцати лет сэкономленные на сигаретах деньги и пускать их в оборот. А закончил так: «Поживешь у меня еще годика два, наберешься ума-разума, а потом я одолжу тебе денег, чтобы ты открыл свое дело. Когда станешь на ноги, вернешь мне их».

Так и случилось. Но младшего брата не удовлетворяла мелкая торговля, которой он научился в лавке у старшего. Он постепенно развертывал дело, и во время Балканских войн ему удалось стать поставщиком армии. Счастливый случай помог ему быстро разбогатеть. В отличие от старшего брата с его консервативными взглядами, мешавшими ему дать размах своему делу, Димитрис умел ловить момент и наживался в тяжелое для страны время. Ловкий, беспринципный, жестокий, он знал, с кем вести дружбу, и принимал у себя полезных ему чиновников, военных и политических деятелей. На поставке одной партии тухлого мяса на фронт он заработал столько, сколько его брат не заработал бы и за многие годы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее