Читаем Забой номер семь полностью

Никос Фармакис крутил теперь в левой руке цепочку, с печальным видом наблюдая за окружающими. Он был невысокий, худой и с такой гладкой и нежной кожей, что на шее и ушах у него просвечивали тоненькие красные жилки. Глаза у него всегда оставались необыкновенно грустными. Сколько бы он ни пил, он никогда не пьянел, но на него находило тогда какое-то странное безумие. Им овладевала страсть крушить и ломать все вокруг, и он смеялся наводящим ужас смехом. Он знался со всякого рода людьми – е актерами, студентами, нищими, бродягами, проститутками, но все ему быстро надоедали. Изредка он появлялся и в «Мазик-сити». Клеархос терпеть его не мог за то, что этот богач, садясь однажды при нем в автобус, грубо оттолкнул какого-то старика. Когда автобус тронулся, Никос расхохотался, увидев, что старик упал.

– Пойду пройдусь, скучища страшная, – бросила Катерина, проходя мимо Никоса.

– Пойдем вместе… Постой… Подожди минутку, – сказал Никос.

– Надоело все. Кружится голова. Не могу больше. А тебе я уже говорила: с тобой я не пойду.

Он посмотрел на нее с насмешливой улыбкой.

– Но это была только шутка, – сказал он, делая ударение на последнем слове.

– Нет, это была не шутка, – отозвалась поспешно Катерина, и в глазах ее мелькнул страх.

– Поэтому ты столько дней пропадала?

– Если бы я знала, что увижу тебя здесь, я ни за что бы не пришла сюда сегодня.

Недели две назад Никос зашел после обеда за ней в барак. Их связь была самой обычной. Их не соединяла ни любовь, ни дружба, ни просто симпатия. Катерина стала его любовницей однажды вечером после какой-то пирушки, и они встречались несколько раз. Продав драгоценности матери, он заехал за ней. Они взяли такси и развлекались два дня подряд. Он даже купил ей духи. А потом исчез. Ее это нисколько не огорчило. Когда спустя какое-то время они лежали, обнявшись, в номере отеля, она сказала ему равнодушно:

– Ты появляешься, как комета.

В тот день они взобрались на гору и оказались над шурфами. Сначала он ругал своего отца.

– Он все грозится лишить меня наследства, – сказал он.

Потом принялся шутить: он, мол, собирается подговорить Зафириса убить отца.

– Каждый на моем месте прикончил бы его ради такого большого наследства! – Но тотчас прибавил другим тоном: – Все это одна болтовня.

Они бродили среди колючего кустарника. Катерина ободрала о колючки руки и ноги. Они приблизились к обрыву. У их ног зияла пропасть. Внизу, на глубине примерно ста метров, грузили щебенкой машину. Никос сделал еще один шаг. Она заметила, как лихорадочно заблестели у него глаза. Словно зачарованный, смотрел он в пропасть.

– Не нагибайся так, – попросила Катерина.

Он продолжал стоять молча, не шевелясь, устремив взгляд в бездну. Вдруг он сжал ей руку.

– Прыгай вместе со мной! – закричал он.

У Катерины вырвался вопль, и она изо всех сил потянула его назад…

– Нет, это была не шутка, – повторила она тихо, но достаточно твердо.

– Ты и вправду напугалась? – спросил весело Никос.

– Ты бы прыгнул в обрыв и меня за собой увлек.

Она посмотрела на него. Тоненькие жилки на его ушах и шее налились кровью. Хотя лицо Никоса было веселым, взгляд, как всегда, оставался печальным и рассеянным. Цепочка с невероятной быстротой мелькала у него в руке.

– Ты сумасшедший! – пробормотала Катерина.

Зафирис собрал шары в угол бильярда и начал играть сам с собой. Он не выпускал изо рта сигарету. Парень в джинсах словно прилип к тиру. Он бросил на стойку скомканную бумажку в десять драхм и смотрел с вожделением на девушку с длинными ресницами. Девушка с заученной улыбкой, не обращая внимания на пылкие взгляды молодых людей, продолжала сосредоточенно заряжать ружья. Клеархос неподвижно сидел на краю дивана. О и наклонился вперед, зажав руки между колен.

«Как я его убью?… Опять камнем?» – пронеслось внезапно у него в голове.

Это «опять» заставило его вздрогнуть. Перед его мысленным взором возникло лицо веснушчатого моряка в белой бескозырке, задорно сдвинутой набок. Терзания человека, совершившего убийство из мести, начинаются с того момента, когда после убийства его ненависть к жертве исчезает. Без этой ненависти он чувствует себя потерянным. Но обыкновенный убийца, которым не движет страсть, может хладнокровно вспоминать лицо убитого. Он испытывает муки, лишь ощутив внезапно, что отделен стеной от других людей.

«Почему мне пришло в голову это «опять»? Нет, не может быть, чтобы он умер. Лжет этот подлец. Он сказал так, чтобы держать меня в руках», – думал Клеархос, намереваясь встать, взять кий и сыграть партию в бильярд со своим приятелем.

– Давай вечерком покутим. В последний раз, – сказал Никос Катерине. – Не бойся, мы будем не одни.

– Нет, – ответила она со скучающим видом, который означал: «Не хочу, хоть делать мне нечего».

– Мой старик улетает сегодня вечером на самолете в Салоники. Я пригласил к себе кой-кого из друзей. Выпьем, потанцуем… Вдвоем не будем сидеть, не бойся.

Он увидел, что она стоит в нерешительности, и спрятал цепочку в карман.

– Пошли, – сказал он, схватив ее за руку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее