Заболотный

Не хватало врачей, санитаров, просто рабочих-добровольцев для дезинфекционных отрядов. Но, услышав тревожные вести, которые разносили по всему свету гудящие ниточки телеграфных проводов, уже спешили в Харбин смелые люди, чтобы помочь китайскому народу в постигшей его беде. Из Томска с десятью студентами-добровольцами приехал молодой врач Владимир Михель. Из Петербурга примчался на экспрессе недавно окончивший Военно-медицинскую академию нескладный и близорукий Илья Мамонтов, которому все родные и знакомые прочили блестящую придворную карьеру, потому что воспитывался он в «благородном» Пажеском корпусе.

Еще ничего не зная об эпидемии, приехала в Харбин Мария Александровна Лебедева, земский врач из подмосковного Дмитровского уезда. Ехала она погостить у родных, отдохнуть, а попала в самое пекло. И вот, забыв об отдыхе, об отпуске, который давно уже кончился, эта худенькая женщина с печальными серыми глазами днем и ночью ходит по фанзам, забираясь в самые грязные трущобы, чтобы не пропустить ни одного больного.

Вышли на борьбу с эпидемией и добровольцы из других стран. Из Парижа приехал врач-бактериолог Жерар Мени. Ему было уже за сорок. Держался он просто, был всегда весел, остроумен и быстро подружился с томскими студентами. Познакомившись с Заболотным, Мени пришел в восторг.

— О, я давно мечтал поработать с таким человеком, как вы, профессор! — сказал он, учтиво склоняя голову с безукоризненным блестящим пробором. — Поверьте, это для меня настоящий праздник!

Разговор происходил в чумном бараке, из которого как раз в этот момент два угрюмых санитара выносили очередной труп, шаркая огромными, неуклюжими калошами. И Даниил Кириллович невесело усмехнулся:

— Хорошенький праздник! Я предпочитал бы встретиться с вами, дорогой коллега, в более уютной обстановке.

Налаживание прививок, лекции об их пользе и безопасности, хлопоты по добыванию денег и материалов для новой больницы, все-таки отвоеванной Заболотным у железнодорожного начальства, всякие организационные заботы занимали у нас целые дни, и встречались мы с Даниилом Кирилловичем обычно только поздними вечерами в холодном и сыром номере гостиницы. Пили чай за ободранным столиком красного дерева на причудливо гнутых ножках и рассказывали друг другу, что удалось сделать за день. — Надо людей, людей! И людей опытных, — устало говорил Заболотный, тщетно пытаясь размочить в кружке с остывшим чаем совершенно окаменевший сухарь. — Сегодня приехало еще три студента из Иркутска. Смелые, добрые, энергичные хлопцы. Но ведь это только солдаты, а" вот штаба-то у нас нет. Чума уже пробралась в Мукден, в Порт-Артур, отмечены первые случаи заболевания в Пекине. Тут дело принимает такой размах, что без плановой, хорошо продуманной обороны эпидемии не прекратить. И мы же не просто врачи, а ученые мужи некоторым образом. Должны вперед смотреть. Не только об этой эпидемии думать, но и принять меры, чтобы она оказалась последней, никогда больше не повторялась в будущем. Меня тут Хмара-Борщевский завалил газетами, так в них на всех языках тарбаганы склоняются: «Дуже красивый мех! Последний крик моды!» Меховые фабриканты Германии и Франции применили новый метод выделки тарбаганьих шкурок. Вот, оказывается, в чем дело. Спрос повысился, и газетчики орут наперебой: «Каждая красавица должна сшить себе шубку из тарбаганьих шкурок!» Пятьдесят европейских пушных фирм прислали нынче сюда своих представителей специально для скупки шкурок тарбаганов. Вот я выписал тут весьма любопытные цифры: в 1908 году в Маньчжурии добыто семьсот тысяч тарбаганьих шкурок, через год — восемьсот тысяч, а в нынешнем, 1910, - уже два с половиной миллиона! А цена на каждую шкурку поднялась с тридцати копеек в 1907 году до рубля двадцати в нынешнем. Вот почему и кинулись десять тысяч охотников в маньчжурские степи.

— Значит, вы снова считаете, будто эпидемия началась с тарбаганов? Именно они хранят ее в природе?

— Совершенно уверен! Но дело-то ведь не во мне. Надо всех убедить. А для этого нужна экспедиция, нужна кропотливая научная работа. И чую: мы у самой разгадки. Еще немного — и вор будет пойман, помяните слово старого чумагона!..

Второй раз уже за последнее время Даниил Кириллович называет себя стариком. А ведь ему вчера исполнилось только сорок четыре года! Отметили мы это событие тихо, по-домашнему, распив вдвоем в этом мрачноватом и неуютном номере бутылку какого-то кислейшего вина.

Он сильно устает, похудел, на висках и в усах все заметнее седина. Но до старости еще далеко. Или просто с усталости записывает он себя в старики?..

Чем больше мы беседовали так вечерами, тем яснее становилось, что действительно нужно возвращаться в Россию и немедленно снаряжать большую научную экспедицию. Поедет один Заболотный, решили мы, а я останусь в Харбине.

— Не легкая будет у вас тут жизнь, — усмехнулся Даниил Кириллович. — Чтобы этих чиновных мастодонтов раскачать, нужно их каждый час жалить и подстегивать.

— Да и вам придется не легче; Даниил Кириллович, — засмеялся я.