Забрать любовь

Астрид улыбается. В сгущающихся сумерках она становится похожа на мою маму. Астрид забирает у меня ребенка.

— А почему бы и нет? — говорит она.

***

— Роберт, — обращается к мужу Астрид Прескотт, когда мы входим в столовую, — ты, наверное, помнишь Пейдж…

Роберт Прескотт сворачивает газету и откладывает в сторону очки. Он встает мне навстречу. Я протягиваю руку, но он не обращает на нее внимания и после секундного колебания крепко меня обнимает.

— Спасибо, — говорит он.

— За что? — окончательно растерявшись, шепчу я.

Что я натворила на этот раз?

— За малыша, — отвечает он и улыбается.

И вдруг до меня доходит: за все время, которое я посвятила Максу, Николас ни разу не произнес ничего подобного.

Я сажусь за стол, но от волнения не могу есть ни суп, ни салат, которые приносит из кухни Имельда. Роберт сидит за одним концом огромного стола, Астрид — за другим, а я расположилась где-то посередине. Напротив меня стоит еще один прибор.

— Это для равновесия, — успокаивает Астрид, заметив мои встревоженные взгляды. — Не переживай.

Николас уже приезжал за Максом. По словам Астрид, ему предстоит двадцатичетырехчасовое дежурство, и он решил пораньше лечь спать. Обычно за обедом Макс сидит на своем высоком стульчике рядом с Робертом, который скармливает ему кусочки булки.

— Николас почти ничего не рассказал нам о твоей поездке, — говорит Роберт таким тоном, как будто я ездила в отпуск.

Я молчу, размышляя о том, что могу им рассказать и при этом окончательно себя не скомпрометировать. В конце концов, эти милые люди — родители Николаса.

— Я не знаю, рассказывал ли вам Николас о том, что я выросла без матери, — нерешительно начинаю я. — Она ушла, когда мне было пять лет. Когда я поняла, что не справляюсь с Максом, мне пришло в голову, что если бы мне удалось ее разыскать, то все уладилось бы само собой.

Астрид поцокала языком.

— Ты отлично справилась, — говорит она. — Более того, ты вынесла на себе все самое трудное. Ты ведь кормила его грудью? Да, я помню. Николас оценил это только тогда, когда Макса пришлось в одночасье перевести на смеси. Наше поколение вообще не морочило себе с этим голову. А в наших кругах кормление грудью и вовсе считалось чем-то неприличным.

Роберт перехватывает у нее инициативу.

— Не обращай внимания на Астрид, — улыбаясь, говорит он. — Порой она недели и месяцы напролет проводит в каких-то шалашах, где кроме нее других человеческих существ нет и быть не может. У нее богатый опыт общения с самой собой.

— Иногда случается так, — любезно отвечает ему Астрид с другого конца стола, — что я уезжаю и не вижу разницы между общением с собой и застольными беседами с тобой. — Она встает и подходит к Роберту. Потом наклоняется, и он оборачивается к ней. — Я сегодня говорила, как сильно я тебя люблю? — спрашивает она, целуя его в лоб.

— Если честно, то нет, — отвечает Роберт.

— Ага, — говорит Астрид, похлопывая его по щеке, — значит, сегодня ты меня слушал. — Подняв голову, она с улыбкой смотрит на меня. — Схожу посмотрю, как там наш бифштекс.

Оказывается, Роберт слышал о Донеголе, маминой любимой лошади. Ну, не совсем о Донеголе, но о его отце, ведущем родословную от Сиэтла Слу.

— И она все это делает сама? — удивляется он.

— Она арендует конюшни на крупной ферме, и у нее есть помощник, который чистит стойла, — киваю я. — Это очень красивые места. Зеленые пастбища, а сразу за ними горы.

— Но ты там не осталась, — напоминает мне Роберт.

— Нет, не осталась, — соглашаюсь я.

В этот момент, когда разговор слишком уж сосредоточивается на мне, в столовую возвращается Астрид.

— Еще пять минут, — объявляет она. — Можешь себе представить, прожив с нами двадцать лет, Имельда до сих пор не знает, что ты любишь горелые бифштексы! — восклицает она, обращаясь к мужу.

— Хорошо прожаренные, — уточняет Роберт.

— Радуйся, что я вовремя вмешалась, — смеется Астрид.

Я наблюдаю за ними, и мне снова становится не по себе. Я и представить не могла, что родителей Николаса связывают такие теплые отношения. Я в очередной раз понимаю, как многого была лишена в детстве. Отец ни за что на свете не припомнит, какие бифштексы любит моя мама, а мама понятия не имеет, в какого цвета коробках продаются любимые хлопья отца. Я ни разу не видела, чтобы в кухне мама подошла к отцу и поцеловала его в голову. Я никогда не видела сплетенных пальцев их рук, в то время как пальцы Астрид и Роберта складываются в замысловатый пазл так непринужденно, как будто всегда предназначались именно для этого.

В тот вечер, когда в темном зале «Мерси» Николас сделал мне предложение, я его совершенно не знала. Я знала, что хочу принимать от него знаки внимания. Я знала, что он всем и везде внушает уважение. Я знала, что от его глаз у меня захватывает дух. Я сказала ему «да», потому что думала, что он поможет мне забыть о Джейке, о ребенке, о маме и о Чикаго. В итоге я обвинила его в том, что он оправдал все мои ожидания. Я настолько забыла о себе, что запаниковала и снова сбежала.