Заброшенная могила

Кладбище в это время уже оцепили со всех сторон люди агентства и Забарского. И те и другие собирались в назначенное время с разных сторон войти на территорию некрополя под видом родственников усопших, решивших прибраться на могилах. Обе команды работали настолько профессионально, что до начала огневого контакта друг друга не вычислили. Правда, за несколько часов до начала операции главный «сапер» Дорогина Слава Ильенков обезвредил два фугаса с дистанционными взрывателями, один из которых был заложен прямо на могиле, а второй — на пути отступления, в полусотне метров от нее.

В восемь двадцать утра на кладбище появились Виктор Соколов и охранник по имени Сергей. Если первый был как огурчик, то второй представлял собой живое воплощение абстинентного синдрома. Водитель, то есть лицо совершенно неучтенное, остался в машине.

— Ждем, — скомандовал Сергей и, застонав, опустился на скамейку у соседнего с могилой Кана захоронения. — Ты… это… грабли достань, листву сгребай потихоньку.

Сам он достал из кармана крохотную кассету с иголками.

— Что это? — поинтересовался Соколов.

— Наркотик. Несильный. После него она очнется часа через два. Да на хрен нам надо ее убивать? Это же не она, а ее муж брата хозяина замочил… А так — доставим к хозяину без проблем, дальше уж как он скажет.

Положив кассету рядом с собой, он вытащил из кармана плоскую серебряную фляжку емкостью в пол-литра и приложился к ней.

— Хочешь? — спросил он голосом грешника, предлагавшего варящемуся в соседнем котле коллеге глоток воды.

— Не откажусь, — ответил «коллега» и, чтобы не возбудить подозрение, тоже приложился к фляжке, вернул ее владельцу и принялся сгребать мусор, накопившийся на могиле.

Когда через полчаса на дорожке появилась высокая молодая женщина в черном платке, Виктор чуть было без предупреждения не отправил своего напарника на тот свет. Он узнал Ольгу, несмотря на то что она была загримирована и походила на Веронику как две капли воды. Тем не менее он сдержался: понял, что Дорогин никогда не подставил бы Ольгу для того, чтобы с помощью Соколова «профукать» операцию в самом начале.

Едва Ольга в обличье Вероники склонилась над могилой Кана, поправляя венки, как Сергей метнулся к ней и всадил в шею иголку. Ольга тихо опустилась на землю около холмика и застыла.

— Вперед, — скомандовал Сергей, и они потащили Ольгу по направлению к машине. Со стороны казалось, что двое парней ведут потерявшую сознание от горя родственницу. Соколов заметил, что работавшие возле нескольких могил люди проводили их внимательными взглядами. Некоторых он узнал, но многие были незнакомы. Виктор понял, что операцию «те» и «эти» готовили на высшем уровне.

Посадив «родственницу» в машину и отъехав несколько кварталов, Сергей вынул мобильник, набрал номер и произнес:

— Готово, звоните этому хрену…

Дорогин ждал этого звонка. И все-таки, когда он раздался, сжал зубы, стараясь превозмочь нервную дрожь.

— Дорогин? — раздался в трубке мужской голос. — У нас жена, точнее, вдова твоего дружка. Сам небось знаешь кого…

— Кого? — спросил Дорогин, стиснув телефонную трубку так, что побелели костяшки пальцев.

— Того, кто на Троекуровском кладбище похоронен. Приходи туда часам к десяти, поговорим. Прямо на могилку и приходи. А не появишься — хана телке. Да и позабавимся с ней перед смертью. Перед ее смертью. Только приходи в облегающих штанах и майке, чтобы, упаси тебя бог, ствол не смог спрятать.

Директор сыскного агентства «Ольга» Сергей Дорогин появился на кладбище ровно в 10 утра. В ту же минуту Василий Забарский вышел из машины и направился вслед за ним. Они встретились около могилы Кана.

Многие полагают, что заговорить с врагом — значит протянуть между ним и собой незримую, но очень прочную нить, которая чаще всего делает невозможным убийство. Дорогин этого мнения не придерживался. Торговцев наркотиками он ненавидел не меньше, чем покойный Кан.

— Что ты хочешь? — глядя на Василия в упор, спросил Дорогин.

— В глаза тебе хотел посмотреть…

— В глаза? А ты хоть раз в глаза тем, у кого отнял детей, смотрел?

— Больно надо, — прищурился Забарский. — Своя рубашка ближе к телу.

— А если бы твой сын или дочь стали колоться?

— Мои бы не стали. Те, кто колются, — слабаки. Им жить не стоит.

— Тебе ли определять, кому стоит жить, кому — нет? Помнишь, у Толкиена Гэндальф говорит: «Многие из живущих достойны смерти. И многие из мертвых — жизни. Тебе дано дарить жизнь? Нет. Тогда почему ты осуждаешь на смерть?»

— Я не осуждаю. Они сами себя осуждают.

— Но ведь с твоей помощью, так?

— Не без этого. Но я с тобой философствовать не собираюсь. Ты мне мешаешь. Этот… Кан, он ведь моего дядьку убил. К стенке поставил, как маньяка какого-нибудь. Ты о моих правах говоришь. А кто ему право дал?

— Он мстил. Ему было за что мстить.

— И мне тоже есть за что.

— Допустим. Но вдова-то его при чем?

— Ни при чем, совершенно. Мне нужен был ты… Тоже, народный мститель…

Дорогин усмехнулся.