Стёкла лобовых окон практически отсутствовали, и их закруглённые подгнившие рамы ощетинились торчащими из проёмов осколками. Ещё бы, после таких-то ударов… Я вспомнил, как состав швыряло из стороны в сторону. Столкновения с платформой и путевой стеной не выдержало и окно передней двери. Всё вокруг было усеяно битым стеклом. Всё, кроме обтянутого дерматином кресла машиниста. Я озадаченно хмыкнул и осмотрел его внимательно. Ни единого осколка. Стало быть, в момент крушения машинист всё ещё находился здесь, приняв на себя часть этого стеклянного града. Мой кроссовок уткнулся во что-то мягкое. Я наклонился и поднял с пола помятый форменный китель. Китель машиниста. На внутренней бирке под воротником синими чернилами была выведена фамилия и инициалы владельца: Савченко В. Р. Из внутреннего кармана торчал какой-то прямоугольный предмет. Рука непроизвольно потянулась к нему, и мне вдруг стало не по себе, как если бы я обыскивал труп.
Я обернулся к ребятам и заметил, что они также с интересом смотрят на торчащий прямоугольник.
– Доставай уже. – подогнал меня Макс.
Я запустил руку в карман и вытащил небольшую мягкую книжицу, а скорее – блокнот.
Записи и пометки, оставленные шариковой ручкой, выглядели вполне типичным для записной книжки. Телефонные номера с именами, номера маршрутов, даты, множество цифр и технических обозначений. Я отметил про себя красивый и аккуратный почерк машиниста. Наверное, и рисовал хорошо, – подумалось мне. И в подтверждение моим догадкам, с середины блокнота пошли зарисовки. Я стал листать медленнее, удивляясь явному художественному таланту Савченко. Большинство рисунков были исполнены в стиле геометрического абстракционизма, но были также и зарисовки станций, туннелей, каких-то отдельных механизмов, людей.
– О, как красиво. – прошептала за моим ухом Ксюха, глядя на портрет женщины в форме за письменным столом. – Наверное, коллега его. Или начальница.
– Любовница, сто пудов. – усмехнулся Макс.
Я лишь пожал плечами и перевернул страницу. И вздрогнул от ужаса, чуть не выронив блокнот из рук. С пожелтевшей от времени бумаги, зловеще улыбаясь из-под спутанных волос, на нас пялилась девочка.
– Сука! Твою же мать! – выпалил Макс.
Ксюха ойкнула и резко отвернулась. Мне жутко захотелось выбросить блокнот куда-нибудь подальше, но оторвать глаз от картинки я уже не мог.
Девочка была нарисована хоть и достаточно небрежно, скорее, как набросок по образу, по короткому воспоминанию, без чётких деталей, но вполне узнаваемо. Бесформенное платье, похожее на рваные тряпки, растрёпанные волосы, босые ноги, худые, висящие плетьми, руки и этот хищный оскал… По телу вновь пробежала ледяная дрожь.
Девочка стояла на путях в туннеле, который, к слову, был прорисован чётко. И смотрела как будто бы в кабину надвигающегося поезда, прямо в глаза машинисту. Правой рукой тварь сжимала за шею плюшевого медвежонка…
Под рисунком был записан очередной номер телефона и фамилия «Фёдоров». Остальные страницы были пусты.
Я поспешно убрал блокнот обратно в карман кителя, и аккуратно повесил его на спинку кресла.
– Что это там, на руле? – спросила Ксюха, указывая на штурвал стояночного тормоза.
– Дай посмотрю. – Я отодвинул её в сторонку и подошёл к красному ободу штурвала.
На нём, в месте крепления оси к стойке застрял обрывок ткани. Грязно-серый лоскуток мешковины.
– Она была здесь. – опередил меня Макс и смачно харкнул в сторону. – Чёртова сука была здесь.
Из глубины туннеля вновь раздался глухой стон. Эхо прокатилось по своду и ощутимо отдалось вибрацией в полу. Вскрикнув, Ксюха подскочила и прыгнула на меня. От неожиданности потеряв равновесие, я пошатнулся назад, запнулся о свою же ногу, повалился и грохнулся на пол, потянув за собой и Ксюху и Макса. Вагон заскрипел и качнулся. Из верхней части рамы выпало несколько осколков стекла. На крышу кабины и на шпалы просыпалась бетонная крошка.
Какое-то время мы лежали не двигаясь. Но как только в попытке встать я приподнялся на локтях, из завала вывалился и звонко ударился об рельс обломок туннельного тюбинга. За ним ещё один, и ещё. Крупный обломок упал на крышу прямо над нами, прогнув её внутрь. Я зажмурился прежде, чем пыль и шелуха потолочной краски успели попасть мне в глаза. Перевернувшись, я прикрыл собой Ксюху, а в следующую секунду вагон дёрнулся, начал медленно крениться влево и с пронзительным лязгом ударился левыми колёсами о рельс так, что отдало по зубам и болью ударило в уши.
– Все целы? – спросил Макс спустя время, когда шум окончательно стих, и клубы взметнувшийся отовсюду пыли немного рассеялись.
– Кажется, да. – ответил я, откашлявшись и приняв, наконец, сидячее положение. – Ксюх, ты как?
– Цела вроде. – процедила она сквозь зубы. Потом легонько пихнула меня локтем. – Ну и тяжёлый же ты.
– Кто? Я?
– Тихо! – оборвал меня Макс. – Что это ещё за звук?
Не успев ответить Ксюхе, я замолк и расслышал какое-то ровное, монотонное гудение, доносящееся откуда-то снизу, из-под пола.