Заброшенный полигон

— Но за два-три дня еще не испортится? Сверху мне ничего не грозит? — продолжал дурачиться Николай.

— Все во власти божией, — вздохнув, ответил поп. — Благодарствую. Пора двигаться в обратный путь.

Старушки, все как одна, отставили чай, поднялись вслед за батюшкой, выстроились поодаль тихой кучкой. Бабка Марфа, видно, по предварительному сговору с попом, вынула из-за пазухи жакета пучок травы, передала батюшке, а тот, испросив глазами у Николая разрешения, подошел к «самовару» и повесил пучок на выступающую головку болта.

— Трава зверобоя, — сказал он, перекрестив траву вместе с «самоваром». — Вам не помешает, а душе спокойнее.

— Коля, — прошептала бабка Марфа, — не сымай травку, пусть висит.

— Пусть, — согласился Николай, посмеиваясь.

— Надо б тебе попить зверобою-то, — добавила шепотом старуха.

— Зачем? — тоже шепотом спросил Николай.

— От антихристовых коготков. — Бабка перекрестила его, яростно прошептала: — Храни тебя осподь, береги от напасти, от пропасти, от глаза дурного, от глаза косого. Свят, свят, свят…

Батюшка церемонно поклонился Николаю. Николай тоже склонил голову в церемонном кивке, хотя его разбирал смех.

Не успели старухи во главе с попом повернуться, как из лесу донесся натужный шум приближающейся машины и на поляну выехала черная «Волга» — за рулем Ташкин, рядом с ним — его супруга Алевтина Павловна, на заднем сиденье — Иван Емельянович Александров. Ташкин поставил машину углом к «жигуленку», перегородив выход с поляны. Поп и старухи двинулись было в обход, но Ташкин вылез из кабины и оказался лицом к лицу с попом. Поп со светской вежливостью поклонился и хотел было проскользнуть мимо, однако Ташкин, уступая ему дорогу, отодвинулся именно в ту же сторону, в какую стремился и поп. Они неловко наскочили друг на друга. Поп отпрянул, бормоча извинения и путаясь в рясе, чуть не упал. Ташкин подхватил его под локоть, обвел вокруг себя и от растерянности пожал ему руку. Поп смутился, тоненько засмеялся. Засмеялся и Ташкин — этак добродушно, трясясь всем телом.

— Здрасте, — пролепетал поп, кланяясь и ретируясь задом.

— Здрасте, здрасте, — входя в роль, важно и покровительственно ответствовал Ташкин.

Из «Волги» вслед за ним вылезли Алевтина Павловна и Иван Емельянович — старухи оказались отрезанными от попа, и, хочешь не хочешь, тому пришлось ждать, пока начальство как следует осмотрится и освободит проход.

Тучная и рослая — на целую голову выше Ташкина — Алевтина Павловна была одета в строгое, болотного цвета платье, столь тесное, что пышное тело ее выпирало мощными складками. На шее висела тяжелая золотая цепь, в ушах сверкали крупные бриллианты. Хищно поблескивали каменья на кольцах левой руки. Алевтина Павловна считалась дамой образованной, когда-то работала в культпросвете, руководила районным клубом, недурно пела, принимала залетных гастролеров и многочисленную пишущую братию. Став Ташкиной, углубилась в дела супруга, и за многие полезные решения по району трудящиеся были обязаны именно ей:

— Ага, вот он, — сказал Ташкин, заметив наконец Николая, и направился к нему с вытянутой для пожатия рукой.

Николай тоже вытянул руку, пошел навстречу Ташкину, и они сошлись, как два президента, прибывшие на важные международные переговоры. Ташкин тряс руку Николая — Николай тряс руку Ташкина. Оба излучали улыбки, улыбалась и публика — поп, старухи, Алевтина Павловна и Иван Емельянович.

— Ага, значит, это и есть «самовар», — сказал Ташкин, выпустив руку Николая и повернувшись к установке. — М-да, солидная штука. А мне, слышь, — обернулся он к супруге, — Шахоткин говорит, дескать, в твоем районе такая игрушка, а ты не видал. И как она работает? — спросил он у Николая.

Николай кивнул и с видом заправского гида принялся объяснять гостям принцип действия и устройство «самовара». Говорил он с подъемом, горячо, увлеченно, и по блестящим глазам Алевтины Павловны догадывался, что смысл речи доходит, более того, возбуждает ответный энтузиазм. Невольные слушатели, поп и старухи, разделенные высокими гостями, терпеливо ждали, переминаясь с ноги на ногу. Проходить перед носом у начальства было бы крайне неучтиво.

— Все очень даже понятно, — улыбаясь золотыми зубами, чуть жеманно сказала Алевтина Павловна и подергала за рукав Ташкина. — Да, Антон Степаныч?

— Понятно, только вот вопрос, — задумчиво, почесывая в затылке, сказал Ташкин. — Вопрос вот какой. Про полости в атмосфере ясно, про луч и безопасность полетов тоже ясно. А вот, скажи, дружище, эти полости что, и в наших воздушных просторах имеются? То есть над нами?

— Разумеется, — ответил Николай и указал на небо. — Возможно, прямо над нами сейчас висит такая полость, а мы ее не видим. Посмотрите, ясное голубое небо, да? А на самом деле — все значительно сложнее. Вот мы с батюшкой, — Николай кивнул на попа, — только что спорили насчет разных небесных дел. Он считает, что наука доказывает могущество создателя. Ну мы, разумеется, думаем по-другому. Так? — обратился он к Алевтине Павловне. — Как вы считаете?