Забудь дорогу назад

Она спала, а от меня сбежал Морфей – как последняя электричка. Я ворочался, думал о разном. Об ущелье Айгарач с его «параллельным миром», о сказочном острове Вирии, о Беловодье – легендарной стране свободы из русских преданий. На Вирий улетают птицы зимовать. Ключи от Вирия хранились сначала у вороны, но ворона – та еще «ворона», прогневила богов, и ключ с почетом вручили жаворонку. Почему и в нашем веке популярен магический обряд – погребение птичьего крыла в начале осени? Славяне верили – в Вирий уносятся души зверей, добытых охотником. И держат там ответ перед «старшими»: как поступили с ними люди. Охотник должен быть признателен зверю, давшему ему шкуру и мясо, не издеваться над ним, не причинять лишних страданий. Тогда отпустят «старшие» зверя обратно на Землю, он снова родится, и не переведутся на Земле звери и птицы… Прародители всех животных обитают на Вирии (представляю, какой там Вавилон), это остров Седьмого Неба – где-то между Шестым и Восьмым…

Беловодье – тоже как-то маловероятно. Ассоциируется с Вирием. Страна Запретная, страна чудес, белых вод и высоких гор, светлых духов и живых богов. Именно там текут с неба молочные реки с кисельными берегами. Образ Беловодья переплетается с образом невидимого града Китежа. У бегунов существовали многочисленные «путеводители» – в зашифрованной иносказательной форме описывали путь в Беловодье. Где ее только не искали, эту страну. И в Китае, и в Америке. Рерих утверждал, что легенда пришла от алтайских народов и связана с буддистскими преданиями о Шамбале. Вода там белая, круглый год тепло, природа обалденная, счастье на каждом шагу, люди живут в Беловодье, сколько хотят и сколько им нужно. Время для них остановлено…

Белая вода… Но если она течет по камешкам, а камешки – это мрамор и кальций, то вода и будет казаться белой. Почему во многих долинах Каратая круглогодично мягкий климат (дикость для данных широт)? Сквозит из Беловодья – где тоже очень тепло? О чем я думаю?

Мы уходили из гостеприимной деревеньки рано утром, с первыми петухами. Разбудил нас Корович, еще не оклемавшийся от своего «фирменного» потрясения, но изрядно удивленный, каким это образом ему удалось уснуть в бане и почему его никто не разбудил, чтобы положить между нами в сарае. «Отставшие в развитии» аборигены, наладившие быт и оборону таким образом, что оставалось только поражаться, совали нам котомки с продуктами, желали удачи. Мы уходили тронутые, смущенные, не зная, как благодарить. Марат пытался объяснить дорогу, но речь у него была своеобразна, мысли метались. Мы уяснили, что нужно идти на юг, и где-то там будет Грозовая долина, в которой сидит наместник «царя» с погонялом Триглав. В долине связь с авиабазой в Журавлином и с Тарбулы – резиденцией самого Благомора (последнюю мысль пришлось додумывать самостоятельно). Дельный совет мог бы дать Ерофей, занимавший в классификации Анюты одну из «верхний» позиций, но Ерофей в этот ранний час еще спал.

Мы покинули деревню и двинулись на юг. Через час мы вышли на дорогу. Самую настоящую дорогу – мощенную щебнем, предназначенную для автомобильного транспорта. Это было первое знаменательное событие. «Голосовать», впрочем, было бессмысленно – машины не ездили. Мы пересекли проезжую часть и отправились дальше – благо лес был разреженный, в нем хорошо дышалось и приятно пахло. Второе знаменательное событие! Корович, перешедший в разряд отстающих, внезапно с шумом выпустил воздух, согнулся, хлопнул себя по коленям, а когда распрямился, взор у него был ясен, а речь адекватна.

– Фууу… – сказал он. – Отпустило, вот же едрить-копать…

Демону наскучило держать Коровича за горло, и он покинул надоевшее тело. Новость была воспринята с ликованием. Анюта бросилась Коровичу на шею.

– С возвращением, Николай Федорович, – прочувствованно сказал я. – Безумно рады видеть тебя в наших рядах. Отныне никаких косяков, верно?

– Но ведь было что-то, не могло нам присниться? – посмотрел он на меня как-то виновато. – Ладно, запретная тема, больше к ней не возвращаемся.

Он глянул на меня свысока и размашисто зашагал вперед – к просвету, за которым просматривалась поляна. Мы с Анютой пожали плечами и зашагали за ним. Он вышел на поляну и словно споткнулся. Постоял, затем попятился, побежал, стараясь не шуметь, обратно. В глазах Коровича застыл испуг.

– Михаил Андреевич, там леший сидит на пеньке. Настоящий леший…

– Отпустило, говоришь? – заметил я с сомнением.

Корович вспыхнул:

– Да голову даю на отсечение, сам посмотри…

Что-то было в его словах – задевающее чувствительные струны. Мы оставили Анюту охранять тылы, а сами стали подкрадываться. На одиноком пеньке посреди живописной цветочной поляны спиной к нам сидело маленькое существо. Расписные лохмотья укутывали тщедушное тельце. Оно сидело неподвижно. Существо при этом не было манекеном или пугалом – о чем свидетельствовала мерно вздымающаяся спина. Существо дышало. Я выразительно посмотрел на Коровича. Корович сделал отсутствующее лицо – дескать, сам разбирайся, мы теперь в мистику не верим.