И как только я хочу задать соответствующий вопрос, он с подозрением принимается копаться в бардачке автомобиля, вываливая мне в ноги различные глянцевые журналы, счета, белоснежные носовые платки и целую кучу длинных нечитабельных чеков. Когда бардачок остается пустым, за исключением обыкновенной шариковой ручки, затерявшейся где-то в углу, он продолжает перебирать бумаги, больше похожие на документы, закрепленные под солнцезащитным козырьком автомобиля.
Некоторое время он рассматривает водительские права, изучая фотографию их владельца, затем приступает к изучению остальных документов. Как только он намеревается засунуть их обратно под солнцезащитный козырек — откуда-то из бумаг вываливается семейная фотография.
Рон тут же хватает ее, внимательно всматриваясь в людей, запечатленных на фото, но, судя по всему, не обнаруживает в них ничего подозрительного и складывает ее обратно к остальным документам.
— Что-то не так? — спрашиваю я, наблюдая, как он вытаскивает ключ зажигания, плотно сжимая его в ладони.
— А ты не видишь? — с издевкой спрашивает он, хмурым взглядом оглядывая салон автомобиля. — За полтора часа мы обошли десятки машин, не пригодных к эксплуатации и тут посреди улицы встречаем практически новый фургон с заполненным топливным баком и исправной электрикой.
— Обычный пыльный автомобиль, брошенный паникующими людьми посреди улицы, — отстраненно произношу я, пожимая плечами. — Ты так и будешь игнорировать мои вопросы?
— А ты так и будешь лезть под руку? — отстраненно отвечает он, выходя из фургона.
Спустя секунду я следую за ним и некоторое время наблюдаю, как он проходит вглубь салона автомобиля, внимательно разглядывая каждую деталь.
— Тогда зачем ты взял меня с собой, если я тебе мешаю?
— А ты хочешь, чтобы парни тебя избили или пустили пулю в лоб, пока меня нет рядом? — тут же следует встречный вопрос от него, когда он заканчивает понятное только ему расследование фургона, и под его ногами тут же звенят осколки стекла, вперемешку с мелкими камнями.
— Я могу за себя постоять, — отчеканиваю я, прожигая взглядом его переносицу.
Ежусь от ледяного лондонского ветра, неподалеку улавливая знакомое шипение и, судя по сосредоточенному выражению лица парня, заметила его не я одна. Он тут же наставляет ствол оружия в сторону надвигающейся музы, стреляя ей в упор. От громкого выстрела вороны, мирно сидящие на соседних деревьях, тут же с дикими воплями взлетают вверх, подальше от потенциальной опасности.
— Садись в машину, — командует Рон, не удосуживаясь взглянуть на меня.
Через пару секунд он уже заводит двигатель фургона и, не успеваю я прикрыть за собой пассажирскую дверь, как автомобиль тут же трогается с места, ловко объезжая остальные средства передвижения, не пригодные к эксплуатации. Несколько минут под нашими колесами скрепят разваливающиеся кости муз и сквозь зеркало заднего вида я наблюдаю, как после нас на дороге остается бордовый след, вперемешку со склизкой кожей мертвецов и остатками их внутренних органов.
— Так что ты там говорила про бейсболки? — прохладно проговаривает повстанец, вопросительно изгибая бровь.
Его руки продолжают крепко удерживать кожаный руль автомобиля с такой силой, что если бы его костяшки не были прикрыты черными байкерскими перчатками без пальцев, то предположила бы, что они полностью побелели. Свойственный ему хмуро-сосредоточенный взгляд серых пронзительных глаз не отрывается от дороги, кишащей мертвыми тварями, запчастями от автомобилей и магазинными тележками, мешающими спокойной езде.
— Я спросила почему вы их носите, — напоминаю я, удерживаясь за ручку, расположенную на потолке со стороны пассажирского сидения. Слишком уж быстро и резко водит парень, круто объезжая все препятствия на пути.
— Это своего рода отличительный знак для других групп сопротивления, — тут же следует ответ с его стороны. — Ну, знаешь, никто не любит внезапно свалившихся на голову новичков, никто не знает, что от них ожидать. А за прошедшие семь месяцев после активной фазы эпидемии мы все познакомились, если можно это так назвать. Половина перебивали друг друга, ведь именно в такой напряженной обстановке в людях просыпаются истинные страхи, пассивная агрессия и маниакальные наклонности, которые все это время благополучно дремали. Никто из выживших не видит свое будущее без всего того, что происходит вокруг нас, как бы мы не хотели вернуться в прошлое…
— А вторая половина выжили? — интересуюсь я, удивляясь подобному интересу с моей стороны.
Нет, мне не свойственно проявлять интерес к повстанцам. Если только ради приказа, ради информации для корпорации…