Сразу же за ним, старик вызвал всех выживших, среди которых меня не оказалось. Берт на дрожащих ногах кое-как доковылял до сцены, чуть не оступившись на ступенях, поднялся. Следом вышла Матильда, взгляд её был пустым, а улыбка, которая при обычных обстоятельствах показалась бы жуткой, сейчас выражала то, что была способна выразить. За знатными особами поднялась Кира. Девушка не поднимала головы, видимо, так пыталась скрыть слёзы, но внезапно тёплые объятия Матильды заставили поднять заплаканное личико. Стоило только догадываться, что происходило в их головах.
Пока директор воздавал почести выжившим, на экране сиял портал. Потухнув во вспышке молнии, наступила тьма, но трансляция продолжалась.
— Однако были и те, кто остался, — мне показалось, или руки директора дрогнули? — Двое последних, не сумевших спастись в портале, но достойно встретившие свою смерть. Благодаря ним смогли спастись остальные!
На экране появились мы с Эриком. Мокрые, уставшие, в ранах и ссадинах, но с улыбками на устах, переходящими в горький оскал. Мой рыжий друг испытывал большую горечь, чем я. Для него та битва была первой и, будь то реальность, последней. Но он не знал о хитром замысле Аластера, не думал о реальности и нереальности. Он принимал события по мере того, как они отражались на нём.
И вот звучит наш голос, смех. Затем лязг и звон металла, крики, рык. Присутствующие были поражены тем, как мы боролись за жизнь, пусть и осознавая, что она на исходе. Вот момент гибели Эрика, вновь из-за лязга и грома не слышно его слов. Вот огонёк в его глазах потух. Вновь вижу себя, чьё лицо утратило эмоции. А потом… потом кровавая баня. Наступает рассвет, вместе с ним новый бой и новые раны. И вот, я умираю…
— Эрик и Акира Ди, — забыв про родовые ветви начал Аластер, — двое последних, самых яростных воинов! Прошу, поднимитесь сюда!
Как я понял, за такие заслуги нас возвели в особый ранг. Всех тех, кто был на сцене. Впрочем, на этом мои способности понимать происходящее иссякли. Пульсирующая боль в голове усиливалась, глаза закрывались сами собой, а в теле началась ломота — хотелось поскорее оказаться в постели, уснуть на денёк, а то и два. Нет, снова лет на сто, ибо это безумие меня утомило.
— Рановато ты меня похоронил! — смеялся Эстер, стуча по спине Фёдора.
Кучерявый не мог определиться: избить друга или обнять настолько сильно, чтобы это крепкое животное умолкло. Матильда же словно приклеилась к Кире, которая, похоже, была и не против.
— Аки! Аки! — только различил голос Кассандры, как та уже ухватила в свои объятия.
Аромат дорогих духов, жар теперь живого тела, хмыканья и покрасневшие глазки — найдётся ли им отклик в моей груди?
— Аки, я… Аки, я, — девушка мялась, — боялась. Боялась, что больше не увижу тебя!
Стало душно. Слишком много нытья. Тошно.
— Мы живы, всё хорошо, — бросил я.
В глазах темнело, воздуха не хватало. Но зачем мне воздух? Откуда такая слабость у мёртвого? Что такого в этом человеческом? Надо ли оно мне, реветь подобно Им? Не хвалюсь, но бывало хуже, однако там я умер? Как? Почему от ядерного гриба не сдох, а тут испустил дух? Что мертво — уже не убить. Убить можно живое, а если там я умер…
— Был ли я человеком в тот миг?
Тогда откуда когти, откуда такая живучесть?!
Дверь во двор отворилась, я оказался на улице.
— Дождь? — глядя на пасмурное небо, прошептал я.
Солнце было скрыто за грозовыми облаками. Дождя ещё не было, но долго ждать не придётся. Совсем скоро, через считанные секунды…
Вновь потемнело в глазах, а сердце, что еле стучало, издало последний, громкий удар, от которого появился, но тут же стих нестерпимый гул в голове. Боль и не думала униматься, прохладный осенний воздух ничего не давал. Я перестал дышать. Осознание оказалось настолько быстрым и болезненным, как и всё моё состояние сейчас. Схватился за грудь, оглядел тело, руки — начал бледнеть, превращаясь в белёсый камень, из которого были высечены эти многочисленные колонны во дворе академии.
— Сынок, — голос Линя, — поехали домой?
Я обернулся: человек стоял в паре шагов от меня, добродушно улыбался, чуть прикрыв свои узкие чёрные глаза. Даже он…
— Что происходит? — прошептал я, чувствуя, что перестаю держать себя.
— Ты просто устал, Акира, — Линь подошёл ближе. — Поехали домой.
XIII
Я будто вернулся в то время, вновь оказался тем молчаливым, мрачным мечником. Я снова стал вампиром, монстром, отринувшим человечность. Вязкая меланхолия из осознания мёртвой вечности — ты существуешь, ты мыслишь, ты видишь, можешь передвигаться и говорить, но не чувствовать. Что бы ты ни делал — это не принесёт удовольствия. Это похоже на депрессию, долгую, затяжную, не прекращающуюся. Внутри тебя бесконечная зима и только Он — Голод, ведёт тебя. Ты существуешь лишь ради утоления этого Голода. Да, можно прикидываться высокими целями, высшим замыслом, но суть одна, ты пьёшь кровь, убиваешь людей, скрываешься в ночи.