Забудь о прошлом

Железный Тигран включил запись и откинулся на спинку дивана.

— Слушаем. Начни с эпизода обмена.

— Если честно, — заговорил Маран задумчиво, — об обмене я вовсе не мечтал. Я шел на переговоры. Конечно, имея в виду, что может кончиться именно так, и будучи к такому концу готовым. Но шел все-таки на переговоры. Как вам известно, никто меня соответствующими полномочиями не наделял, я взял это на себя самовольно, но Дэвид оказался человеком, неспособным принимать решения просто в силу своей натуры. Если б я предложил ему тот или иной способ действий, он бы устроил бесконечную говорильню, а эта несчастная девочка… Словом, я пошел прямо в Большой Дом. Снизу, через туннель, потому что дверь наверху была заперта, а свой «ключ», как вам известно, я оставил в коттедже. Я выбрал для этой акции ночь, поскольку знал, что есть бодрствующие — мы давно засекли свет в окнах, и в то же время нет сборищ. Поймал первого попавшегося Старшего и сказал, что пришел на переговоры. После довольно долгих объяснений — включая размахивание станнерами с их стороны и довольно варварскую акцию в виде выжигания на ближайшей стене собственного имени с моей, тот повел меня к другому, рангом чуть повыше. Иными словами, с повязками пошире. Не буду вас утомлять. Когда меня ввели к Самому Старшему, уже светало. Он спросил меня, о каких переговорах речь. Я ответил, что логика похищений однозначна, заложников берут, чтобы добиться выполнения каких-то требований. Он поинтересовался моими предложениями, я сказал, что если они отпустят Натали, мы уберемся с планеты, ведь смысл их действий именно в этом. Да, согласился он, но так не пойдет. А как? — спросил я, и он изложил мне почти буквально содержание ультиматума, который вы, — он поглядел на Дана и Патрика, — позднее получили. Естественно, имелась в виду Натали. Я попробовал поспорить, но он был непробиваем. И я понял, что выхода нет. Правда, когда я туда шел, у меня мелькали всякие авантюрные планы, схватить его, например, за горло, приставить к виску бластер, ну и прочие подобные мелодраматические трюки, но там я понял, что это бесполезно.

— Почему? — спросил Патрик.

Маран улыбнулся.

— Если я произнесу слово «интуиция», ты ведь скажешь, что интуиции не существует?

— Уже не скажу, — проворчал Патрик.

— Потом я это, конечно, осмыслил. Видишь ли, они так долго раскачивались. Пассивно ждали, пока нам надоест их бойкот, и мы махнем на них рукой, оставим их в покое и уберемся восвояси. Эдакое старческое безволие. А старение предполагает еще и инерцию мышления и… Ладно. Так или иначе я понял, что они все решили, и переубедить их невозможно. Даже пустившись на всякие рискованные штучки.

— Даже угрожая жизни правителя?

— Даже. Понимаешь, их правитель не… Ну не король какой-нибудь, чья жизнь священна. Они бы просто разозлились. Еще больше. И не только на меня, на нас всех. А я боялся за Натали… Словом, я предложил ему этот обмен. Он удивился. Спросил, что мной движет. Я хотел наврать, но почему-то… Меня словно что-то толкнуло, и я ответил честно.

— А именно? — спросил Патрик.

Маран пожал плечами.

— Сказал, что мое понимание мужского достоинства не позволяет оставить женщину… Ну понятно! Он подумал, прикинул, с каменным лицом сообщил мне, что им такой обмен ничего не даст, а потом добавил нечто, что меня заинтриговало. Однако, сказал он, если от этого нет никакой пользы, то и особого вреда он не видит, и если уж я так хочу… Он произнес примерно такую фразу: «Лишать личность самоуважения не в наших принципах».

— Очень интересно, — сказал Тигран, подавшись вперед. — Ты уверен, что понял правильно?

— Думаю, да. Я и сам сомневался, но факт остается фактом, они согласились и отпустили Натали. Процедуру она вам наверняка описала, останавливаться на этом не буду. После обмена они отвезли меня в подземелье и заперли в камеру.

— Там всегда темно? — спросил Патрик. — Или есть какое-то освещение?

— Темно. Они ходят с фонарями. Я думаю, эта часть заброшена настолько давно, что освещение просто вышло из строя. А скорее наоборот, ее забросили из-за того, что отказало освещение, ремонтировать они, как я понимаю, не умеют в принципе. Там меня держали недолго, до следующего утра, потом вывели. Я понял, что вы улетели. — Вздохнул он или показалось? Дан вспомнил свои муки тех дней, и у него снова перехватило горло. — Меня поселили в одном из ближайших зданий, в стандартной квартире, с примерно таким же набором комнат и прочих помещений, как в коттедже, где мы жили. Две декады, а точнее, восемнадцать дней, держали под домашним арестом. В смысле, взаперти. Никто не появлялся. Запас еды и питья — всякие тюбики и баночки с пастами и бутылки с минерализованной, чуть солоноватой водой, уже был в квартире.

— Одиночная камера, — сказал Поэт.

— Почти.

— И ты безропотно сидел там?

— А что я мог сделать? Связать простыни, как в авантюрном романе, и спуститься из окна? С четвертого этажа, кстати. И что дальше? Камера-то была в огромной тюрьме, из которой уже никак не сбежишь. Я имею в виду планету. Нет, я просто ждал.