— Глава государства, — вставил Поэт насмешливо.
— Да, — согласился Маран без малейшей иронии. — К несчастью. Так что я знал об этом немало. Однажды я присутствовал на ритуале в зале Большого Дома и в самом конце, когда все его участники стали браться за руки, уловил странное, пришедшее извне ощущение непонятно откуда взявшегося экстаза. Оно мелькнуло и пропало, я, наверно, забыл бы о нем, но через пару дней я встретил того типа и услышал слово «общность». И тогда я понял. Не все сразу, конечно. Но насчет эмпатии подумал в первую очередь. Стал перебирать все эпизоды, какие отложились в памяти. И вспомнил похороны Кориты. Жила в Бакне такая особа. Эту даму знали все. Даму в полном смысле слова, она была аристократкой, вдовой лет тридцати с небольшим, очень недурна собой, а ее любвеобильность буквально не имела границ. Одних постоянных любовников за ней числилось не меньше десятка, плюс те, которых она неутомимо ловила там и сям. Словом, личность незаурядная, мимо нее было просто трудно пройти.
— И ты не прошел? — поинтересовался Патрик.
— Я-то как раз и прошел. Я был занят, все это происходило вскоре после Перелома, и я, юный олух, творил историю. Но зато ей случилось как-то ангажировать Поэта.
— Это была совершенно ненасытная женщина, — сказал Поэт мечтательно. — Общение с ней давало чувство полноценности. Я даже был в нее влюблен. Целую неделю.
— Через полгода после этого маленького романа Корита умерла, и Поэта потянуло на ее похороны. Я пошел с ним. Там было всего человек десять-двенадцать — похороны баронской дочери уже тогда мало кто решался посещать, сплошь мужчины, и наверняка каждый из них, кроме меня, с ней когда-то спал. И вот после ритуала Поэт сообщил мне нечто, что отложилось у меня в памяти. Знаешь, сказал он, откровенно говоря, особого горя я не испытывал, так, немного жалел, вспоминая приятные минуты, и все прочие присутствующие явно чувствовали то же. Но общее ощущение скорби, которое я уловил, было таким интенсивным, словно все убиты горем, и не десять их, а чуть ли не пятьдесят. Ну мы перешли тогда на другую тему и забыли про Кориту. А теперь я стал это обдумывать. И понял, что в той ситуации было нечто уникальное. Ведь обычно на похоронах присутствуют дети, родители, братья, сестры, возлюбленные, друзья… Так? И хотя все скорбят, но чувства у них разные. А там? Все переживали одно и то же. И я подумал: возможно, синхронные эмоции не просто складываются. Что если результат их сложения превышает арифметическую сумму?
— Потенцирование, — сказал Железный Тигран.
— Да. И отражение. Человек, вошедший в зеркальный зал, удваивается, утраивается, превращается в целую толпу. В зависимости от числа зеркал. Словом, я скажу вам, как это выглядит в моем понимании. Они эмпаты и умеют ощущать эмоции друг друга. Ощущать, отражать, возвращая обратно, то есть как бы удваивая, утраивая и так далее. Складывать. Потенцировать. Суммация и многократное усиление и дают этот экстаз. Видимо, за многие века у них выработалась целая система движений и звуков, которые, согласованно повторяясь, позволяют им достичь слияния, если угодно, общности. И ощущения, которых они таким образом добиваются, настолько интенсивны и полны, что они все время стремятся испытывать их снова и снова. Это, наверно, похоже на наркотик. И потому им не нужно ничего другого. Разве наркоман стремится обладать женщиной? Разве он замечает, что ест и что пьет? Маленькие человеческие удовольствия его не привлекают. Забрасывается все. Не умереть от голода и холода — и больше ничего не надо… Вот примерно так.
— А что! — сказал Патрик. — Все укладывается. Общество, которому не нужен прогресс. Зачем прогресс морфинисту? Чтобы добиться лучшей очистки морфия? Прекрасно. А они совершенствуют свои способы вступления в эту общность. Все понятно. Сокращается производство. Отмирает искусство. Пропадает интерес к природе. Эмпатия объясняет и пацифизм и нежелание убивать, должно быть, чувства убиваемого для эмпата невыносимы. Ты попал в точку, брат по крови.
— Эта гипотеза объясняет и тот прием, который они вчера нам оказали, — заметил Железный Тигран. Он покачал головой. — Воображаю себе. Люди, видевшие Землю в первой половине двадцатого века, да еще притом и эмпаты…
— Они были на Земле в двадцатом веке? — спросил Маран.
— Так они сказали.
Маран присвистнул.
— Нам остается только захлопнуть люк и стартовать.
Железный Тигран промолчал.
— У них у самих рыльце в пушку, — напомнил Патрик. — Кто виноват в гибели Атанаты, мы или они? Кстати, Маран, а как ты объяснишь Атанату?
— Почему она погибла?
— Нет, это понятно. Почему они туда отправились?
— Видишь ли, я думаю, что общность это главный элемент доктрины, ее центр, но еще не вся доктрина. Не знаю, философская она или религиозная, но она должна включать и другие компоненты. И в ней обязательно должно присутствовать то, что присуще всем доктринам: уверенность в обладании истиной.