— Зай, я дам денег.
Хорошо, что я как раз выкладываю второй кусок рыбы на тарелку, потому что сковорода с грохотом вываливается из рук и приземляется мне на ногу.
Я ору больше от досады, чем от боли, потому что — слава богу! — как раз сегодня решила не задротствовать и приготовить рыбу не на чугунном гриле. Так что с моей ступней точно все в порядке. Ну, по крайней мере, нет повода ехать в травму.
Два раза за последние несколько месяцев — это было бы слишком.
Бармаглот отбирает у меня наш с трудом спасенный обед, силой усаживает на диванчик и садиться на корточки передо мной.
— Ты с приветом? — спрашиваю на всякий случай.
— Нет, я с деловым предложением.
Ему идет эта спокойная уверенная полуулыбка.
И по фигу, что не брился уже с неделю, и даже почти не колется.
— Это просто… моя мечта, Бармаглотина, — пытаюсь не дать себе раскиснуть. И удержать проклятых бабочек подальше от груди, потому что их туда тянет словно намагниченных.
— А я могу помочь ее осуществить.
— А я не просила помогать.
— Ну ты бы не попросила о помощи даже если бы лежала парализованная поперек железнодорожных путей. Я реально считаю тебя самой сильной женщиной из всех, кого знаю, но иногда сила состоит еще и в том, чтобы взять себя в руки, затолкать гонор в жопу и дать своему мужику о себе позаботиться.
— А ты мой мужик? — икаю и стыдливо прикрываю рот рукой.
— Бля, Зай, я твой будущий муж. — Он ржет в голосину и ерошит мне волосы, пока я изо всех сил пытаюсь сражаться с проклятым жжением в груди. — И я в общем неплохой инвестор, так что…
— Погоди! — Я быстро вытираю сопли и взбираюсь на диван с ногами, чтобы между нами была хотя бы минимальная дистанция. — Я готова обсудить условия.
— И сразу бежать, — ухмыляется он.
Убить бы его за этот хитрый серебряный взгляд.
И длинные ресницы. Вот скажи, Мать природа, на хрена ты даешь мужикам длинные густые ресницы, шикарные густые волосы и ровные ноги, если все это — наше женское оружие?!
Ох, не туда тебя несет, Алиска.
— Я скопила немного денег, — задираю нос, потому что это вполне приличная сумма, ради которой я отказывала себе в очень многих вещах и пахала на трех работах. — И я приму твою… помощь, только если мы станем полноценными партнерами.
— Зай, мои финансовые возможности, поверь, вообще не пострадают, если ты потратишь свою «долю» на какие-то женские штуки.
— Только так — как полноценные партнеры! — Я нарочно скрещиваю руки на груди так, чтобы спрятать ладони под подмышками. — Со всеми положенными деловыми отношениями, отчетами, сметами и все вот это вот.
Он приподнимается на носочках, тянется ко мне, опираясь руками на край диванчика.
Снова от него пахнет вообще на разрыв башки: под драные джинсы и толстовку с реперским принтом — аромат а-ля Умирающий от пули Дантеса Пушкин.
— Зай, а в твой список «вот этого вот» входит секс на столе переговоров?
Я что есть силы бью его кулаком в плечо.
Хохочет, хватает за руку и — уже привычно — взваливает на плечо, чтобы оттарабанить в спальню.
— Марк Игоревич, пощадите! — делаю вид, что брыкаюсь. — Я от вашего усердия в койке уже сидеть не могу!
— Знаешь в чем прелесть иметь свой бизнес, Зай? — шлепает по заднице. — Ты можешь работать даже лежа на животе.
Спустя пару часов, когда Бармаглот буквально выжимает из меня последние соки, и я обессиленно отползаю на край кровати, прикрываясь валиком из одеяла, в голове зреет мысль, что истории о том, что мужики за сорок уже медленно тухнут на «пол шестого» придумали молодые мальчики, у которых есть потенция, но нет ни малейшего представления, что с ней делать.
Пока что меня, молодую и резвую, этот «сивый мерин» затрахивает так, что я реально скоро начну от него прятаться.
Ну или привыкну и войду во вкус.
Когда он перетаскивает на себя одеяло и лениво, не от стыда — Бармаглот и стыд вообще несовместимы ни в одной звездной системе — перекидывает край через бедра, я склоняюсь к мысли, что скорее стану сексуально зависимой от его постоянных грязных поползновений.
— У тебя лицо маленькой испуганной Зайки, — скалится Бармаглот и для острастки щелкает зубами.
— Ты злой и страшный серый волк? — делаю вид, что мне очень страшно.
— На ближайшие пару часов — сытый и добрый ротвейлер, — хмыкает Миллер, а потом коварно подтаскивает меня к себе под подмышку.
В чем прелесть отношений с мужиком, которому боженькая отмерял сто девяносто два сантиметра роста и терпения нарастить на все это охеренные мышцы? За ним реально можно спрятаться хоть от мамы, хоть от урагана Катрин.
В чем минус? Если ночью закинет на тебя руку, по ощущениям это, наверное, примерно то же самое, что оказаться придавленным столетней секвойей. И, главное — выбираться вообще бессмысленно.
Так что сейчас, когда он для верности еще и забрасывает сверху ногу, мне остается только смирненько лежать в этой живой клетке и надеяться, что он не захочет устроить еще один раунд над моим несчастным хилым тельцем.
— Ну и что ты уже присмотрела? — спрашивает, игриво прикусывая за ухо.
— В смысле?
— Здание для твоей кондитерки. Новострой? Что-то старое и антуражное? Или, может, в жилом комплексе?