Забудь обо мне (СИ)

Лицемерная… жена Марка Игоревича Миллера.

А я — просто тень за занавеской.

В конце концов, у меня сдают нервы.

Голова превращается в рассадник злых мыслей.

Мне это ее счастливое лицо — как соль в открытую рану.

Я задираю кофту вместе с лифчиком, делаю откровенное селфи с грудью «в полный рост» и отправляю Бармаглоту с припиской: «Если она еще раз вас тронет — хрен вы тронете это!»

Знаю, что дрянь.

Но изнутри меня раздирают абсолютно непонятные звериные чувства. Как будто кто-то покушается на то, что принадлежит мне по праву. Даже если это ее ФИО вписано в свидетельство о браке.

Внимательно наблюдаю из-за занавески за его реакцией.

Начинаю прикусывать губу до боли и крови, потому что сообщение он должен был получить еще десять минут назад, но до сих пор даже не попытался взять телефон. Он у него вообще с собой? Или в машине? Чтобы я не отвлекала от милой и ненаглядной женушки?!

Но Бармаглот все-таки тянется к заднему карману джинсов, проверяет сообщения.

Снова прячет телефон.

Мимолетно «мажет» взглядом по окну моей комнаты.

Встает, проходит мимо моего отца, хлопает его по плечу и показывает пальцем в сторону дома. Наверное, придумал какое-то вранье, чтобы подняться ко мне.

Я наглухо застегиваю свою кофту, отпираю комнату и укладываюсь на кровать, делая вид, что увлечена книгой.

Глава шестьдесят пятая: Сумасшедшая

Бармаглот не был бы собой, если бы постучал прежде чем войти.

Я чувствую его присутствие даже не по щелчку двери и не по тяжелым шагам в мою сторону, а по энергетике, которая наполняет комнату, словно ледяная сфера с шипами, от которой хочется увернуться любой ценой.

Он злой.

Я чувствую это настолько сильно, что непроизвольно вздрагиваю от чувства опасности, потому что инстинкт самосохранения подсказывает бросить все и прятаться в шкаф, пока Зверь еще не накинулся на меня.

— Ты читаешь вверх ногами, — говорит Бармаглот у меня за спиной.

Проклинаю себя за тупость, которая не миновала и меня, переворачиваю книгу, впиваюсь взглядом в строчки… и только через пару секунд понимаю: буквы перед глазами — перевернуты.

Вот же… гад!

Разворачиваюсь и, абсолютно не понимая, что делаю, швыряю книгу ему в голову.

Миллер без проблем ловит ее, щурится и убийственно спокойно кладет на кофейный столик позади себя.

— Мне показалось, Зай, или ты решила выдвинуть мне ультиматум?

— Вам не показалось! — кричу я. — Тошно смотреть на ваше счастье с картинки. Прямо идеальная семья олигарха и его любимой жены.

— Не помню, чтобы говорил, что люблю ее, — спокойной говорит Бармаглот.

Господи, сделай так, чтобы он не мог сдвинуться с места.

Судя по этому серебряному взгляду и прищуру, как только я окажусь в зоне поражения, Бармаглот докажет, что не зря носит такое прозвище.

— Ну конечно любите, иначе зачем все это, — фыркаю я.

В меня точно вселились какие-то черти.

А то и целый ведьмин шабаш.

Но по фигу.

Не хочу держать в себе все это дерьмо!

Миллер делает шаг в мою сторону.

Я становлюсь на колени, чтобы казаться хотя бы немного выше.

Поздно соображаю, что закрываюсь подушкой как щитом.

Совсем мозги рядом с ним не работают.

Глушит меня, как те хитрые приспособления, которые «режут» мобильную связь.

— Еще раз ты назовешь Милу моей «любимой» или скажешь что-то в этом духе — я обещаю, что неделю не сможешь сидеть.

Меня потряхивает, и задница непроизвольно сжимается.

Видимо все это очень хорошо читается по моему лицу, потому что Бармаглот секунду пристально на меня смотрит, а потом кивает, как будто принимая мое обещание держать язык за зубами.

— Второе: ты знала, что я женат. Ты знала, что я не собираюсь разводиться. Ты сама выдвинула условия о «свободных отношениях», а теперь решила на ходу переобуться?

Даже не знаю, как ему сказать, что я и представить не могла, как меня «убьет» их вид вместе.

Он не узнает этого.

Потому что я интересна ему пока сама по себе стрекоза, а не влипшая в него муха.

Потому что какой бы Заей я ни была — у него всегда будет Мила, и вот эта идеальная картинка.

И все это…

— Я хочу чтобы ты с ней развелся, — говорю не я.

Говорит что-то во мне.

И слова повисают между нами, словно острый меч.

— Прости, что? — переспрашивает Бармаглот.

— Либо вы, Марк Игоревич, с ней разводитесь, либо валите на хрен из этой комнаты и из моей жизни.

Меня тяжело назвать юной и неразумной.

Но и в свои двадцать четыре я точно не тяну на умудренную опытом женщину, которая умеет сопротивляться всем внутренним порывам и знает, когда вовремя закрыть рот. Ну или держит в кармане иголку с ниткой на крайний случай.

Так что с одной стороны мне хочется врезать себе чем-то тяжелым, а с другой…

Что такого я сказала?

Что не хочу больше быть женщиной, которую носят только когда никто не видит, потому что она неудобная и не по возрасту?

— Зай, я еще вот с такого возраста, — показывает ладонью высоту примерно до колена, — не люблю ультиматумы. А еще больше не люблю, когда их выдвигает женщина, которая в самом начале говорила «да да да», а потом решила сделать вид, что ничего не было и она хочет другого.

Он не рычит, не выглядит злым.

Только очень холодным.