Забвение

В пятницу во время ланча должно было происходить голосование за короля и королеву бала. Но в тот момент я сидела в кабинете анатомии, наблюдая, как стрелки часов неуклонно приближают конец урока. Вместо того чтобы переживать из-за того, что две сотни людей, с которыми мне предстоит провести следующие два года своей жизни, будут биться в истерике, увидев мое имя среди номинантов, я сконцентрировалась на Скотте.

Во что бы то ни стало мне нужно было убедить его вернуться в пещеру до наступления Хешвана и, в качестве предосторожности, нужно заставить его снять кольцо Черной Руки. Если же уговорить не получится, я должна найти способ удержать его силой. Не была уверена, что смогу рассчитывать на помощь Патча: он-то, разумеется, знает парочку отличных мест, в которых можно запереть нефилима, но станет ли он напрягаться из-за Скотта? И даже если вдруг мне удастся уговорить Патча помочь, как потом я смогу вернуть доверие Скотта? Ведь он воспримет это как величайшее предательство с моей стороны. Я не смогу даже объяснить ему, что все это делается для его же собственной безопасности – вчера вечером он весьма ясно дал мне понять, что он больше не цепляется за свою жизнь. Я устал прятаться. Такая жизнь – не жизнь вовсе. Я предпочел бы сдохнуть…

В самый разгар моих напряженных размышлений на столе мисс Ярбовски зазвонил коммуникатор и послышался спокойный голос секретаря:

– Мисс Ярбовски, простите, что прерываю. Пожалуйста, отправьте Нору Грей в канцелярию… – В ее голосе явно звучали сочувственные нотки.

Мисс Ярбовски нетерпеливо постукивала ногой по полу, очевидно раздраженная тем, что ее прервали на полуслове. Она небрежно махнула рукой в мою сторону:

– Возьми свои вещи, Нора. Не думаю, что ты вернешься до звонка.

Я захватила свой учебник и сумку и направилась к двери, раздумывая, что все это значит. Существовало только две причины, по которым учащихся вызывают в канцелярию: прогулы или пропуски по уважительной причине. Но насколько я знала, ко мне не относилось ни то, ни другое.

Я открыла дверь канцелярии и сразу же увидела его: Хэнк Миллар сидел на диване, сгорбившись, выражение лица у него было мрачным, а сам он выглядел крайне уставшим, даже измученным. Он подпирал подбородок кулаком, а невидящий взгляд был устремлен прямо перед собой.

Я невольно отступила назад, но Хэнк увидел меня и тут же вскочил. У меня неприятно заныло в животе при виде глубокого сочувствия, написанного у него на лице.

– Что? Что случилось? – Я вдруг поняла, что заикаюсь.

Он не смотрел мне в глаза.

– Это был несчастный случай.

Его слова прозвучали словно гром среди ясного неба. Первой моей мыслью было: да какое мне дело, что с Хэнком Милларом произошел несчастный случай? И зачем он сам явился в школу сообщить мне об этом?

– Твоя мама упала с лестницы. Она была на каблуках и потеряла равновесие. У нее сотрясение.

Волна паники захлестнула меня. Я что-то пробормотала, сама толком не понимая, что говорю. Этого не может быть. Мне нужно было срочно увидеть маму. Сейчас я жалела о каждой колкости, о каждом грубом слове, которое сказала ей за последние пару недель. Мои самые страшные кошмары внезапно материализовались и начали выползать из всех темных уголков подсознания. Я уже потеряла отца. Если я потеряю еще и маму…

– Насколько это серьезно? – голос у меня дрожал и прерывался.

Я знала, что мне нельзя плакать перед Хэнком, но стоило мне представить мамино лицо, и мне стало не до гордости. Я зажмурилась, чтобы спрятать слезы.

– Когда я уехал из больницы, толком еще ничего не было известно. Я сразу поехал за тобой и уже написал записку секретарю, – сказал Хэнк. – Я отвезу тебя в больницу.

Он придержал для меня дверь, я автоматически поднырнула под его руку. Ноги сами несли меня вниз по коридору. Солнце на улице было слишком ярким. Я думала, не придется ли мне запомнить этот день навсегда в деталях, думала, не придется ли мне все время вспоминать этот день, оглядываться на него и испытывать те же самые невыносимые эмоции, как когда я вспоминаю день смерти моего отца: растерянность, обиду, беспомощность, отчаяние… отрицание. Я задыхалась, не в силах больше сдерживать рыдания.

Хэнк, не произнося ни слова, открыл дверь своего «ленд крузера». В какой-то момент он поднял руку, как будто хотел ободряюще похлопать меня по плечу, но передумал, сжал кулак и опустил руку.

И тут меня вдруг осенило. Как-то все слишком удачно складывается для него. Возможно, причиной для таких мыслей было то отвращение, которое я всегда к нему испытывала, но я вдруг подумала, что ведь он мог и солгать, чтобы заманить меня к себе в машину.

– Я хочу позвонить в больницу! – заявила я резко. – Может быть, у них есть какие-то новые сведения.

Хэнк нахмурился:

– Так мы же туда и едем, Нора. И через десять минут ты сможешь лично поговорить с ее врачом.

– Простите, если я слегка переживаю: мы как-никак о моей матери говорим! – я старалась, чтобы мой голос звучал вежливо, но твердо.