— Мой отец — чудесный человек, но он… довольно жесткий и властный. Так на него повлияла служба в армии. Он познакомился с моей матерью в России, когда ездил туда в командировку. Оба они были молодые, горячие и так не подходили друг другу. — Ее голос смягчился и стал гортанным, глаза потемнели от воспоминаний. — Моя мать была цыганкой, вольной как ветер, бродягой по натуре, дикой и свободной. И бросила все ради того, чтобы быть с ним. Все: свою страну, народ, семью…
— Твоя мать сама сделала этот выбор. Должно быть, она очень любила твоего отца.
— Да. — Голос Хоуп был мечтательным и печальным. — Но такую женщину нельзя держать в клетке. Она была прекрасной, необузданной дикаркой. Жизнь отца подчинялась стратегическим планам, а мать понятия не имела, что такое расчет и порядок. Это была бомба замедленного действия.
— И что случилось потом?
— Он привез ее сюда, в этот дом.
— Прекрасное место. Вдали от города, вокруг леса… Здесь она должна была чувствовать себя как дома.
— Нет, — прошептала Хоуп. — Она тосковала по родине. Здешние люди не понимали ее. Она… Это убило ее.
— Прости, Хоуп. — Слейтер изнывал от неизвестности. Он не мог вспомнить один волнующий его пустяк, и это выводило его из себя. — Мы такие же разные, как они? Ты и я?
Она снова отвела взгляд, но тут же подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Что?..
Сила собственного любопытства изумила его. Неужели ему так нужно знать, подходят ли они друг другу?
— Мы такие же разные?
— Не знаю…
Почему, черт побери?
— Мы что, недавно вместе?
— Не в этом дело. — Она помедлила. Клейтон пропал два дня назад, но никто не заявил о его исчезновении. Неужели у него никого нет?
Хоуп вспомнила, как в ту страшную ночь, в самый разгар бури, они посмотрели друг другу в глаза, и она увидела в Слейтере свое отражение. Почувствовала его одиночество, его боль так, словно они были ее собственными.
— Нет, — наконец сказала она. — Не думаю, что мы такие уж разные.
— Тогда почему мы не попробовали быть вместе? — Он протянул ладонь, положил ее на руку Хоуп и стал тихонько гладить кончиком большого пальца. Это был хорошо сложенный мужчина, которого могла одолеть только целая шайка головорезов. При взгляде на него у Хоуп неизменно захватывало дух. Лицо Слейтера так распухло, что было непонятно, какое оно в действительности.
Впрочем, разве это имеет значение. Одного прикосновения Клейтона к ее руке, было достаточно, чтобы повергнуть Хоуп в трепет. Увы, она никогда не встречала мужчину, более достойного любви. К сожалению.
Его разбитые, потрескавшиеся губы слегка улыбались, и от этой улыбки у Хоуп таяло не только сердце, но и та часть души, о существовании которой она прежде и не подозревала.
Клейтон думает, что они были вместе. Конечно, она солгала ему. Но не сказалась ли в этом ее тоска по настоящей глубокой любви? Такой любви, которая позволяет двум людям прожить вместе всю жизнь? Ах, если бы это была правда, а не фантазия женщины, пытавшейся таким образом решить все свои проблемы…
Нельзя так забываться, приказала она себе. Это неправда. Она не должна пасть жертвой собственной лжи.
— Ты носишь моего ребенка, Хоуп, — хрипловато произнес он. — Разве это ничего не значит?
Клейтон нежно сжал ее руку. Его темно-изумрудные глаза заглядывали ей в душу. Тяга, которую Хоуп испытывала к этому человеку, застала ее врасплох. Пальцы Слейтера продолжали легонько поглаживать ее руку. Как бы она ни боролась с собой, на мгновение ее фантазия стала реальностью… Будто они действительно были близки. По телу Хоуп побежали мурашки; она дышала, приоткрыв рот.
А затем он поднес ее руку к своей шершавой щеке и тихонько потерся о нее, не сводя глаз с лица Хоуп. Ее сердце едва не выпрыгнуло из груди; внутри разлилась горячая лава.
— Ты все, что у меня есть, — нежно прошептал он. — Не отвергай меня, любимая. Пожалуйста.
Он доверял ей. Он желал ее, хуже того, она тоже желала этого совершенно незнакомого мужчину. Это было бы полным безумием, если бы не одна мелочь — непоколебимая убежденность в том, что так и должно быть.
И тут впервые в жизни она не обратила внимания на свое предчувствие — вернее, не захотела думать о нем. Такого еще не бывало.
— Я не могу, — пробормотала Хоуп, подняв голову. — Не имею права позволить себе подобную роскошь. — Нельзя продолжать обманывать его ради собственной выгоды. Это, пожалуй, худший поступок за всю ее жизнь. Она тяжело вздохнула. — Клей, я действительно не могу…
Клейтон нахмурился.
— Что за черт? Откуда этот вой?
Она ничего не слышала. Надо было скорее сказать ему правду, чего бы это ни стоило.
— Что?
— Неужели ты не слышишь? — недоверчиво спросил он. — Это похоже на…
Вой повторился, и на этот раз услышать его было нетрудно. Наверное, он был слышен даже в Китае.
— Это кошки, — со смехом сказала Хоуп.
Лоб Клейтона прорезала морщина.
— Кошки? — слово было произнесено так, как будто оно было бранным.
— Их три. Они любят поесть и не любят ждать.
— Три? — с ужасом спросил он. — У нас три кошки?
К мяуканью присоединился новый звук, напоминавший скрежет. Хоуп поморщилась.
— А для полноты картины добавь сюда Фрика и Фрака.