Забыть адмирала!

Только что адмирал вернулся с флагманского французского фрегата, где имел ещё одно краткое совещание с их командующим. Обговоренный накануне план остаётся в силе; кажется, французы не должны подвести. Они, конечно, не такие лихие моряки, как англичане, но тоже не прочь повоевать. Им порой не хватает только холодности ума и трезвости рассудка, столь свойственных бриттам; уж слишком бывают горячи. Но за последние полтора месяца совместного плавания ни один французский корабль нарекания не вызвал, и этот факт не мог не радовать обоих адмиралов. Они были далеки от глупостей, так свойственных юности - выяснять отношения между двумя нациями, находясь в составе объединённой эскадры. Пускай этим занимается молодёжь, которую - что поделать! - уж так воспитало это странное викторианское время. Адмиралу с некоторых пор просто надоело одёргивать своих офицеров, призывая их сохранять уважение к французам - хотя бы как к своим партнерам по предстоящим боевым действиям. Неужели так сложно удержаться и не заострять внимание на том, что, например, французы нынче строят корабли на английский манер, да ещё делать это со столь презрительной миной? Им ведь тоже есть что возразить. Например, что английский язык на одну пятую происходит из французского, да мало ли еще что. Это неизменно вызывает новые обиды и новые колкие выпады, а ведь завтра может статься вместе идти в бой, в десант, плечом к плечу, причём не только морским пехотинцам, которых явно не хватит, а ещё и матросам, и даже корабельным офицерам. И вообще, какая разница, на каком языке кричать "виват!", когда почти каждый владеет обоими языками - и английским, и французским? Всё на свете усредняется, разве не о том говорил пророк Экклезиаст? Сегодня нужно думать о другом - ведь вон как всё обернулось...

Не дожидаясь капитана фрегата, адмирал неожиданно легко вспрыгивает на больверк и уверенно лезет по вантам на самый верхний салинг грот-мачты, чтобы ещё раз взглянуть на поле предстоящего боя. Удивительно, но он по-прежнему ловок и проворен, словно ему всё ещё двадцать пять лет...

Пока что русские переигрывают. Переигрывают во всём, а главное - во времени. Адмирал нервно передёрнул щекой, оглядывая сверху свои корабли, и поднял взор, внимательно всматриваясь в береговые укрепления. Кто же мог ожидать, что "Аврора" направится прямиком в Петропавловск, и что крошечный гарнизон так хорошо приготовится к встрече союзной эскадры? А всему виной их долгие препирательства с Де Пуантом... вообще-то, уж коль на то пошло, ни французское, ни английское Адмиралтейство так и не дали чётких и вразумительных указаний касательно плана предстоящих боевых действий, оставив почти всё на усмотрение командующих эскадрами. В результате возникли вполне естественные и противоположные мнения по поводу направления усилий. За спорами было потеряно самое дорогое - время, и эта потеря обернулась кровопролитным боем, который неминуемо состоится, и это вместо того, чтобы прийти и спокойно взять беззащитный гарнизон голыми руками. А кто ответит за жизни этих мальчишек в грубых матросских шляпах и щёгольских офицерских мундирах с эполетами? С другой стороны - знали, на что идут, записываясь во Флот Её Величества. И всё равно... В успехе дела адмирал не сомневался - его план, кажется, предусмотрел всё - но какой ценой претворит он его в жизнь? Кто в Англии поверит в укрепленный форт на самом краешке России? Скажут: "у дедушки в глазах двоится, дедушка рассказывает сказки". Они вообще мастера, эти газетчики, да и в Палате лордов сидят не лучше. Складывается впечатление, будто каждый из них в своей жизни успел покомандовать флотом и не потерпел при этом ни одного поражения.

Адмирал спускается вниз. Он не глядит на палубу, а ступни ног сами находят очередную выбленку67.

А ведь стоило только перехватить и утопить "Аврору"... Адмирал закусил губу и решил отогнать от себя гнетущие мысли, совершенно не нужные перед сражением. Не нужно себя накручивать! Ведь после беседы с Де Пуантом настроение было другим, совсем другим, так что надо просто взять себя в руки. Долой усталость! Прайс пружинисто спрыгнул на палубу, тряхнул головой, подозвал одного из офицеров и взял у него из рук дорогую подзорную трубу, инкрустрированную серебром. Усталость - прочь!