Читаем Забыть адмирала! полностью

Все, кто был на главной артиллерийской палубе, мгновенно обернулись и замерли от ужаса, видя, как их адмирал, отведя руку с пистолетом, бессильно выронил его - пистолет с глухим стуком упал на палубу - покачнулся в мутном облачке порохового дыма, широко открыв глаза, что-то беззвучно сказал, оседая, взмахнул правой рукой и гулко упал навзничь. Офицеры и матросы бросились к адмиралу - он что-то простонал, безуспешно пытаясь сделать ещё один жест правой рукой; мундир слева на груди быстро набухал кровью.

- Лекаря сюда! Живо! - отчаянно закричал кто-то из мичманов. - И капитана! Бегом, God damn!

Несколько человек со всех ног бросились - кто на верхнюю палубу, кто в низы...

Но кэптен Барридж, расталкивая матросов, уже сам бежал к лежащему в луже крови адмиралу.

В наступившей тишине стало слышно, как за бортом пронзительно кричат чайки, дерущиеся из-за выброшенных с камбуза отходов.

* * *

С первого же взгляда Барридж понял, что дело плохо. Адмирал был ещё жив и в сознании; пуля попала не в сердце, а чуть левее и ниже, пробив левое лёгкое и застряв там. Капитан фрегата "President" видел смерть не однажды и в самом разном обличии, а потому его обмануть было трудно. Барриджу сразу стало ясно, что жить Прайсу осталось считанные часы, если не меньше. Но он всё же надеялся на что-то, ибо это был его адмирал и его старый друг. Барридж заглянул в лицо Прайсу; тот застонал и с трудом скорчил мину, видимо, должную означать: "Вот, мол, как оно бывает..."

- Берите адмирала и несите, надо положить... где этот лекарь с его бинтами?! Немедленно! Перевязать! Не стойте, как истуканы!

- Уже послали, сэр, - сказал кто-то взволнованно.

- Дайте знать на "Pique"... впрочем, я сам... Капеллана найдите! Где капеллан?!

- Был у себя, письмо писал, - сказал лейтенант Морган. - Сейчас, уже идёт, сэр.

- Господи, да что же это такое? - торопливо пробормотал Барридж, а затем повернул голову к собравшимся и заорал. - Какого дьявола тут столпились?! А ну пошли все в нос!!!

Он нагнулся и подобрал пистолет, который всё ещё валялся на палубе. Взял его за ствол и внимательно осмотрел; не заметив ничего особенного, передёрнул щекой и положил около бюро.

Появился капеллан Хьюм с Библией в руках. Едва завидев его, Прайс изо всех сил попытался приподняться и слабо проговорил, даже можно сказать - еле слышно прокричал:

- О, мистер Хьюм!.. Я... совершил... страшное преступление!.. Да простит ли мне... Господь?!

Все, кто услышал, обалдели. Преступление?! А... разве это не несчастный случай? Получается - адмирал сознательно стрелял в себя? А что же ещё могут означать его слова? Пресвятая Дева Мария...

Капеллан молчал, тяжело дыша и собираясь с силами; губы его дрожали, на лбу выступили ядрёные капли пота. Кэптен Барридж пришёл ему на выручку:

- Простит!.. Несомненно, простит, Дэвид... Он всё прощает... лежите смирно...

Он уложил еле дышащего адмирала обратно на палубу, расстегнул обожжённый порохом и пропитанный кровью мундир, разорвал рубашку, кое-как заткнув зияющую дыру в груди. Разогнулся и с удивлением посмотрел на свои руки, но тут же пришёл в себя.

- Да где же этот Палмер, чёрт его подери? Несите, - указал рукой дальше в корму и кинулся на верхнюю палубу.

* * *

      Лейтенант Палмер наблюдал за работой марсовых на мачтах, уютно расположившись в одном из парусиновых гамаков, протирал револьвер и изредка делал замечания в рупор. Он слышал выстрел, но от своего занятия не отвлёкся: мало ли кто из офицеров перед боем прочищает ствол от излишней смазки. Лишь бы не друг в друга. Выстрел? Что ж, надо будет - позовут. Так и вышло: прямо к нему с артиллерийской палубы выскочил ошалевший капитан фрегата, весь перепачканный кровью. Глаза Палмера полезли на лоб.

- Адмирал застрелился! - выпалил Барридж, задыхаясь. - Тихо! Ради Бога, сохраните в тайне, чтоб экипаж не знал! Скажите сигнальщику - вызвать сию же минуту кэптена Николсона с "Pique", и второго лекаря вместе с ним, чтоб на всякий случай...

И он стремглав бросился обратно на пушечный дек.

- Всем оставаться на верхней палубе! - заорал Джордж Палмер, выскакивая из гамака. - Вниз - никому!

- Что там ещё такое? - спросил у него быстро подошедший капитан Паркер.

- Сам не знаю, Чарлз, - ответил лейтенант. - Что-то с адмиралом стряслось... Капитан внизу, около него, а штурм, кажется, отменяется. Эй, на баке! Боцман! Стоп якорь! Боцманам - паруса на гитовы! От мест не отходить! Вахтенный офицер! Мистеру Маршаллу - стоп движение... наверно... хотя - почему стоп? Э-э... Подождите, пока ничего не передавайте...

Через несколько минут с "Pique" уже был спущен вельбот, который на гнущихся вёслах полетел к флагману. Манёвр по взятию пароходом фрегатов на буксир был приостановлен.

- Сэр лейтенант, сигнал с французского флагмана: "Не понимаю ваших действий", - доложил Палмеру сигнальщик.

- А, подождёт, - отмахнулся Палмер, - я и сам ни черта не понимаю.

И тоже поспешил вниз. Вельбот уже стоял у борта фрегата; кэптен Николсон с лекарем и кем-то ещё карабкался по бортовому трапу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии