На верхней палубе фрегата никто не знал, что случилось. Точнее, люди догадывались, что произошло
Старый Де Пуант подошёл к лежащему Прайсу, бросил взгляд на бюро, на пистолет, и сразу всё понял. Лицо его исказила боль, и он только прошептал, взяв адмирала за руку:
- Мужайтесь, mon ami!75
Прайс попытался что-то сказать в ответ по-французски, но у него не вышло, и окружающие уловили лишь, что он просит у Де Пуанта прощения. Затем он сбивчиво заговорил о жене и о сёстрах, возвращаясь к одной и той же мысли по несколько раз, словно боялся, что его могут не понять и что-то забыть. Предоставив Прайса лекарям и священнику, а также флаг-лейтенанту Ховарду, Де Пуант отошёл в сторону. Барридж и Николсон в нескольких словах рассказали ему, что же всё-таки произошло. Причём говорил всё больше Николсон, уже уверенно державшийся в роли старшего офицера английской эскадры, а Барридж только добавлял и уточнял. Кажется, всё становилось ясным.
Де Пуант закусил губу и до боли сжал кисти рук, чтобы справиться с волнением, и это не прошло незамеченным для обоих капитанов. Старому адмиралу становилось понятным, почему Прайс в принципе мог покуситься на самоубийство - если, конечно, это было покушением на самоубийство, но уж больно походило на то. Ответственность - вот то, чем бедняга Прайс так дорожил, и отчего так переживал. Но вся штука в том, что буквально час назад, во время их последнего совещания адмирал Де Пуант не заметил в собеседнике ничего такого, что могло бы навеять мысль о боязни поражения. План был дивно хорош; французский адмирал отдавал себе отчёт, что лично он атаковал бы совсем по-другому, и, несомненно, успеха бы не достиг. Всё-таки, опыт - великая штука, что бы там ни говорили. Расставались они, крепко пожав друг другу руки и пожелав удачи в предстоящем деле. И настроение у Прайса было просто великолепным - он как-то внутренне собрался перед боем, сжался пружиной, и напоминал леопарда, а скорее - тигра, спокойно готовящегося к решающему броску. И вдруг такое... с другой стороны, всё говорило о несчастном случае при обращении с оружием, но слова, слова! "Я совершил страшное преступление..." Что интересно - никто не видел сам момент выстрела, по крайней мере, непосредственного свидетеля Барриджу с Палмером найти так и не удалось. Адмирал стоял возле бюро с пистолетом в руке, потом слышали выстрел... положительно, никакой ясности.
Де Пуант помотал головой, отгоняя лишние мысли, и сказал Николсону:
- Как вы, вероятно, догадываетесь, на сегодня мы вынуждены отставить дело.
- Почему же, мсье адмирал? Эскадра готова к бою, - возразил тот.
- Эскадра не готова к бою, кэптен. У эскадры нет главнокомандующего. Точнее, он есть, - тут Де Пуант сделал паузу, чтобы английские офицеры поняли, что он имеет в виду себя. - Но он ещё не готов вести своих людей в баталию. Меняется план руководства эскадрой, нам необходимо согласовать наши действия ещё раз, утвердить схему связи, ибо, как вы понимаете, флаг всей эскадры переносится на "La Forte". И вообще - посмотрите на часы, господа. Если через час мы только начнём, нам придётся заканчивать в темноте.
- Хорошо, мсье адмирал, - сказал Николсон, обменявшись с Барриджем коротким взглядом. - Разрешите узнать, что же предлагает главнокомандующий?
Но Де Пуант не успел ответить, поскольку к ним подошёл лейтенант Палмер.
- Мсье адмирал, вы позволите обратиться к моему капитану? Сэр, сигнальщики докладывают, русский бот пытается грести прочь...
- Захватите его, - перебил Де Пуант, глядя на лежащего Прайса.
- Отправляйтесь, Джордж, - приказал Барридж. - Найдите мистера Конолли и вместе захватите бот. Спускайте шлюпки.
- Бот доставить под левый выстрел "Pique", - уточнил кэптен Николсон, и Палмер поспешил на верхнюю палубу.
- Мистер Николсон, если я правильно понял, вы вступили в командование британской частью эскадры? - спросил Де Пуант, хотя он должен был не спросить, а назначить.
- Он умрёт, - подавленно сказал Барридж самому себе.
Николсон стоял, скрестив руки на груди. Даже слепому было видно, что всё происходящее не вызывает у него никаких особых чувств, кроме большой досады. С другой стороны, плотно сжатые губы и холодный волевой взгляд говорили о том, что он готов командовать, заняв место, на которое давно уже метил.
- Умрёт... - тихо повторил Барридж.