Забыть убийство

Они ехали по второстепенным дорогам, избегая выезжать на оживлённые шоссе. Встречных машин было мало. Деревни, через которые они проезжали, казались безлюдными — моросящий дождь разогнал всех по домам. Лапутин вёл машину, Китайгородцев был при нём за штурмана: сверялся с атласом, который специально для них оставили в салоне «Нивы», а маршрут прокладывал по тексту, написанному Хамзой.

Очередное село. На пригорке высилась колокольня полуразрушенной церкви.

— За церковью правый поворот, — сказал Китайгородцев.

Скатились с пригорка. Действительно, здесь ответвлялась дорога. Последние дома. Поле, за ним лесок. Свинцовое небо. Мокро. Безлюдно.

Раскисшая дорога привела их в лес. Китайгородцев оценил предусмотрительность Хамзы: если бы они ехали не на «Ниве», вряд ли смогли бы преодолеть это грязное месиво. Несколько километров пути через лес отняли у них около часа времени. Наконец, упомянутая Хамзой дорожная развилка и указатель: «Научная станция». Им туда. Повернули по указателю. Ещё километр пути, и дорога упёрлась в неказистые ворота — за ними несколько приземистых домиков, а дальше неспокойная водная поверхность спрятавшегося в лесу озера. Залаяли собаки. Лапутин и Китайгородцев ждали, но никто к ним из домиков не вышел. И только когда Лапутин подошёл к воротам, появился какой-то мужичок. Низкорослый, бородатый, в ватнике. Шёл к воротам не один, с собаками. Собаки были злющие, бросались на хлипкие ворота, и Китайгородцев заподозрил, что долго те ворота не выдержат.

— Чего? — коротко и недружелюбно спросил мужичок.

Собаки бесновались.

— Мы от Хамзы, — сказал Лапутин.

Это Хамза в своем письме велел ссылаться на него.

— Цыть! — рявкнул на собак мужичок.

И мгновенно наступила тишина.

— Проходите, — пригласил мужичок и распахнул ворота. — Собак не бойтесь, своих они не тронут.

* * *

В доме было тепло. Печь топилась дровами, которые потрескивали в огне. Ощущение дома, где уютно и безопасно.

Иван, так звали мужичка в ватнике, собирал на стол нехитрый обед: отварной картофель, солёные грибы и самогон. Он оказался человеком совсем не любопытным, ни о чём не расспрашивал, зато рассказывал сам: про то, что это озеро карстовое, что у учёных к нему огромный интерес, и научная станция на берегу существует уже лет сто, не меньше, и даже в нынешние безденежные для науки времена она уцелела, но уже не по причине своей научной ценности, естественно, а потому, что места здесь глухие и болотистые, ни грибников, ни рыбаков тут не увидишь, и московские учёные мужи, которые над этой базой начальники, сюда время от времени наведываются отдохнуть и шашлыки пожарить, это у них такая загородная дача за бюджетный счёт.

— Чужих здесь не бывает, — сказал Иван. — Да и собаки предупредят, ежели чего. Ушастые они у меня. Слышат хорошо. И злые, знамо дело.

Похоже, что у Ивана здесь периодически отсиживались люди разные. Китайгородцев и Лапутин — не первые у него в гостях.

* * *

Поздно вечером в пятницу, когда уже было темно, собаки залаяли.

— Кто-то есть, — сказал Иван и посмотрел вопросительно на своих постояльцев.

— Так ты бы сходил, посмотрел, — посоветовал Лапутин.

Иван взял фонарь и вышел из дома. Собаки бесновались. Лапутин погасил свет в доме и встал у окна.

Потом собаки разом смолкли.

Возможно, прибыл кто-то из своих.

— Гость, кажется, один, — сказал от окна Лапутин.

Распахнулась входная дверь. Голос Ивана:

— Отчего потёмки?

Щёлкнул выключатель. И стало видно гостя.

Хамза приехал.

* * *

Ужинали втроём: Иван деликатно удалился, сославшись на дела. Хамза рассказывал о том, что на неделе происходило в «Барбакане», ничего интересного, в принципе, и к концу ужина Лапутин по каким-то едва уловимым признакам понял, что Хамза будет разговаривать только с Китайгородцевым. Лапутин сказал, что хочет пройтись по берегу после ужина. Хамза его не удерживал и в компанию к нему напрашиваться тоже не стал. Лапутин ушёл. И тогда Хамза заговорил о том, зачем приехал.

— Толик, эксперты изучили твою травку, — сказал он. — Это чай.

— Чай? — удивился Китайгородцев.

— Да. Но не обычный. К нему подмешана травка.

— Наркотик?

— Нет. Хотя травка редкая. В наших краях такая не растёт. Имеет интересную особенность: способна усыплять не хуже патентованного снотворного. С давних пор знахари такую используют. Эксперты эти травку чётко отделили. Там, в этой смеси, которая была в пакете, есть стебли — это снотворная трава, и есть листья — обычный зелёный чай, как оказалось. Зелёный чай! Ты понимаешь?

— Нет, если честно.

— Толик, ты должен вспомнить, откуда у тебя взялся этот пакетик.

— Я не знаю.

— Может быть, где-то в доме Лисицыных ты его подобрал?

— Не помню.

— Надо вспомнить! — сказал Хамза. — Обязательно надо вспомнить! Толик, я приезжал к тебе туда, в дом Лисицыных. Ты это помнишь?

— Да.

— Мы с тобой пили чай. Чай был зелёный. Зе-лё-ный! Понимаешь? Как в том пакетике, который ты потом нашёл в своем кармане. И я после чашки чая, по пути в Москву, заснул за рулём и вылетел с дороги.

Хамза сверлил собеседника взглядом. Китайгородцев молчал, будучи не в состоянии так быстро упорядочить разбежавшиеся мысли.