«Я влип. Я в шоке. Я похож на человека, которому только что объявлен смертельный диагноз. Полный хаос в мыслях и только два вопроса раз за разом разрываются в мозгах шрапнелью: «Почему именно я?» и «За что?» Ответа нет. Пощады нет. Надежды нет. Ещё недавно всё было хорошо. Светило солнце, день шёл за днём, я был как все. Теперь я не как все. Я другой и у меня всё плохо. Солнце светит, но уже не мне. Всё наперекосяк. Если Потёмкин не ошибся, тогда у меня выбор небогатый. Либо я убью Лисицына и стану убийцей, либо меня изрешетят его охранники, и я буду жертвой. И только если Потёмкин ошибся… Это я от безысходности — про то, что он ошибся. Мне страшно и я пытаюсь сам себя уговорить. Успокоить. Хотя я уверен процентов приблизительно на девяносто девять в том, что нет тут никакой ошибки. И глупо надеяться на то, что что-то не так Потёмкин понял. Потому что я видел своими глазами, какие он фокусы проделывал во время сеансов гипноза. Уму непостижимо, что можно вытворять со взрослыми людьми. Они, если гипнотизёр того захочет, могут родную мать в упор не замечать. Или целый год жить обычной своей жизнью, никаких отклонений в себе не обнаруживать, а потом вдруг ни с того ни сего подняться со своего места в переполненном зрительном зале и пойти шаткой моряцкой походной на сцену, чтобы прокричать там, что ты — боцман Торопыгин. Всё мое отличие от того парня-бедолаги в том, что он не знал, что он Торопыгин, а я знаю, что я Торопыгин. И всё равно мне это не поможет, как сказал Потёмкин. Шестнадцатого числа я, как тот парень, встану и пойду, как заведённый. И никто меня не остановит. Я видел этого Торопыгина вчера. Он пёр, как танк. И в его взгляде я даже проблесков сознания не обнаружил. Это был робот. Настоящий робот. Либо я убью, либо меня убьют. Два варианта и оба невозможные. Я не хочу! Не хочу!! Не хочу!!!»
* * *
Китайгородцев прилетел в Москву во второй половине дня. В аэропорту его встречал Лапутин. Тот первым делом обратил внимание на то, что Китайгородцев хотя и прихрамывает, но инвалидную трость по назначению не использует, просто несёт в руке.
— О! — сказал Лапутин. — Да ты оклемался, как я вижу!
Китайгородцев посмотрел на него, а впечатление осталось такое, будто он Лапутина и не увидел — взгляд сквозь тело прошел, как сквозь воздух.
— Что-то случилось? — спросил Лапутин.
— Где Хамза? — вопросом на вопрос ответил Китайгородцев.
— Где-то за городом. У него переговоры. Велел тебя встретить и отвезти домой. Вечером он будет в Москве.
— Где Хамза?! — крикнул Китайгородцев.
На них обращали внимание. Взгляды настороженные и осуждающие. Китайгородцев их не замечал.
— Можно узнать, — сказал раздосадованный Лапутин. — Или в офис позвонить, или самому Хамзе.
— Вези меня к нему! — потребовал Китайгородцев. — Я не могу ждать вечера!
* * *
Хамза действительно был за городом. В ресторане на Рублёвке. Поехали туда. Машину вёл Лапутин. Косился время от времени на мрачного Китайгородцева, потом что-то вспомнил, протянул своему спутнику бутылку:
— Сделай глоток, тебя отпустит.