– Спасибо, – Виолетта накинула свитер Максима на плечи и обмотала рукава вокруг шеи.
– Что за викторина?
– У меня до третьего курса тройка по «истории оперного искусства» стояла. Профессор Поляков считал, что пою неплохо, а вот в оперной драматургии не разбираюсь.
– Это как?
– Я с ним поспорила насчет Онегина, – Виолетта встала, подошла к окну и потянулась к форточке.
Максим опередил:
– Открыть?
– Да. Душно.
«То ей холодно, то душно», – он распахнул створку. Дождь закончился, и в кухню ворвалась ночная прохлада вместе с запахом мокрой листвы.
Виолетта сделала неопределенный жест:
– Нас в школе как учили? Онегин – типичный представитель своей эпохи. В его личности нашло отражение сложное переплетение диалектики «старого» и «нового». И Ленского убил, идя на поводу у «мнений света», и любовь к Татьяне стала для него лакмусовой бумажкой. – Виолетта язвительно процитировала: – «Дожив без цели, без трудов до двадцати шести годов, томясь в бездействии досуга без службы, без жены, без дел, ничем заняться не умел». Фу! Создали философию на пустом месте.
Максиму дико захотелось спать.
«Еще пара заумностей, и у меня мозги закипят».
– При чем тут Онегин, моя бабушка, добротный флигель и викторина?
Виолетта словно не замечала иронии в голосе Максима:
– Один старец сказал: «Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного».15
Максим сел за стол и опустил подбородок на сложенные руки:
«Приплыли. Так же вот и моей бабульке, наверно, мозги пудрила».
Виолетта поджала губы и выговорила:
– У Онегина все проблемы из-за отсутствия веры. Будь он с духовным стержнем, сумел бы возродиться. Но тогда, скорее всего, Пушкин не написал бы гениальный роман в стихах, а Чайковский – оперу. Вера без дел мертва!
Максим не понял почему последняя фраза прозвучала для него звонкой пощечиной. Может, потому что его возраст приближался к двадцати шести? Или дело во взгляде? Юданова смотрела на него строгим бабкиным взглядом. Без осуждения. С печальным укором. Словно он вновь «несмышленый» мальчишка, в очередной раз огорчивший бабушку и не заслуживающий материнской любви. Максим вскочил:
– Мы в час ночи будем о вере рассуждать или с долбанными письмами, наконец, разберемся?!
Виолетта растерянно заморгала:
– Максим…
– Что «Максим»? Заколебался всю жизнь себя никчемным чувствовать! – Он вцепился в край стола и выкрикнул: – Для матери словно и не сын был, бабка вечно воспитывала! Теперь еще ты проповеди читать будешь, Царица ночи!
Виолетта прикрыла рот руками. Максим застыл, уставившись на фотографию. Точно! Ночь!
– Я знаю, где искать твою викторину.
Глаза Виолетты расширились.
– Как она выглядит?
– Листок из тетрадки в клеточку.
– Нам надо
Виолетта замотала головой.