Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800

Администрация Александрии потребляет в два раза больше средств, чем вся остальная армия. Госпитали, в которых у вас не более 1000 больных, стоили и стоят намного больше, чем все госпитали армии.

Не думаю, что в каком-либо из разнообразных приказов, которые я вам отдал, вам было дозволено самому решать, брать или нет контрибуцию под видом займа с купцов Александрии. Поэтому, если вы задержали ее взимание, я попросил бы вас немедленно принять меры для возобновления ее сбора. Какие бы неудобства это ни вызывало, у нас в настоящий момент нет другого способа существования»{92}.

В подобном тоне разговаривать с Клебером не позволял себе никто, тем более молодой человек, почти годившийся ему в сыновья. И реакция не замедлила последовать:

«Я только что получил ваше письмо от 15-го [фрюктидора, или 1 сентября].

Мне надо было ожидать вашего недовольства из-за 100 000 ливров, которые предназначались флоту и которые я употребил для оплаты иных служб, хотя я и находился тогда в крайне затруднительном положении, что, возможно, должно мне послужить оправданием. Однако я не думал, что заслужу упрека за управление финансами. Если это правда, гражданин генерал, что Александрия расходует средств вдвое больше остальной армии, оставляя за скобками взимаемые в других местах реквизиции, которые здесь никогда не проводились, и те средства, которые здесь постоянно приходится выделять инженерным войскам, артиллерии и флоту, то было бы правомерно сделать вывод, что тут имеет место постыдное расточительство.

Вследствие этого главный казначей армии обязан строго расследовать деятельность здешнего комиссара и лишить его всякого доверия, пока тот не оправдается. И мои собственные действия должны быть проверены, чего я официально требую.

Вы, гражданин генерал, когда составляли это письмо, забыли, что вы высекаете в скрижалях истории{93} и что вы пишите Клеберу. Не допускаю, однако, что вы имели при этом какую-либо заднюю мысль, ибо вам бы не поверили.

Я жду, гражданин генерал, возвращения этого курьера с приказом мне сложить полномочия не только в Александрии, но и в армии вообще до тех пор, пока вы не будете лучше осведомлены о том, что здесь происходило и происходит. Я приехал в Египет отнюдь не для того, чтобы сделать себе состояние. Я везде гнушался этим. Но я никогда не позволял и впредь не позволю питать в отношении меня какие-либо подозрения»{94}.

Бонапарт неожиданно оказался перед угрозой потери самого опытного из своих генералов. За желанием Клебера сложить временно свои полномочия вполне могло последовать и прошение об окончательной отставке. Хотя Восточная армия находилась за тысячи километров от Франции и была отрезана от метрополии английским флотом, практика ухода в отставку старших офицеров и чиновников там действовала точно так же, как и во всех остальных армиях Республики. Для получения отставки и разрешения вернуться на родину требовалось лишь представить весомый аргумент, каковым, к примеру, могло стать плачевное состояние здоровья. Именно под таким предлогом, сложив свои полномочия, уехали во Францию главный казначей армии С. А. Ф. Сюси де Клисон, командующий кавалерией генерал Т. А. Дюма (отец автора «Трех мушкетеров») и еще целый ряд других участников экспедиции.

Несмотря на то что путь во Францию был сопряжен с риском попасть в плен к неприятелю, число желающих покинуть негостеприимный Египет не уменьшалось, и Бонапарту 9 декабря 1798 г. даже придется специальным приказом приструнить врачей армии, чтобы они впредь не проявляли чрезмерную, по его мнению, снисходительность при выдаче справок о состоянии здоровья{95}. Клеберу же после его ранения в голову получить такое разрешение и вовсе не составило бы труда. Однако Бонапарту он был крайне необходим в армии, причем не только как опытный командир, но и как человек, имевший непререкаемый авторитет у солдат и офицеров, ранее служивших в Германской армии (она появилась в 1797 г. после слияния Самбро- Маасской и Рейнско-Мозельской армий). Эти соратники Клебера по кампаниям 1794-1796 гг. составляли примерно половину Восточной армии. Они, в отличие от солдат, ранее воевавших в Италии и составлявших вторую половину Восточной армии, не знали Бонапарта до Египетской экспедиции и особого пиетета к нему не испытывали. Отставка же и отъезд Клебера, которого они любили и которому доверяли, бесспорно, произвели бы на них деморализующее воздействие. Прекрасно понимая это, Бонапарт резко сдал назад:

«Я только что, гражданин генерал, получил ваши письма от 19-го, 20-го и 21-го [фрюктидора, или 5, 6 и 7 сентября] и с огорчением увидел, что вы придали моему письму от 15-го [фрюктидора, или 1 сентября] тот смысл, которого в нем не было и быть не могло. Если я высекаю в скрижалях истории, то у вас есть меньше, чем у кого бы то ни было, оснований об этом сожалеть»{96}.