Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800

«С этого времени в армии поднимается ропот. Бонапарта больше не считают непогрешимым человеком. Погибли генералы и лучшие солдаты. Все взоры теперь обращены лишь к одному - к Клеберу: он всегда осуждал поход в Сирию и уже с первого штурма понял, что Акру не возьмут никогда. Его способ воевать, бережно относясь к солдату, служил критикой способа Бонапарта, которого он называл “генерал десяти тысяч человек за неделю”. Вся армия говорила вслух, что если бы Клебер был главнокомандующим, то Акру давно бы уже взяли. Отсюда и происходит та ненависть, которую Бонапарт питал и к нему, и к его друзьям»{124}.

Конечно, надо принимать во внимание, что Мартен опубликовал свой труд в период второй Реставрации Бурбонов, когда ругать Бонапарта стало хорошим тоном. Однако учтем также, что он написал эти строки за несколько лет до того, как Клебер, чье имя в период Империи находилось практически в забвении, вновь будет восславлен как национальный герой, а стало быть, похвала ему в тот момент не могла принести автору каких-либо личных выгод.

После того как уходившие из Сирии французские войска пересекли границу Египта, пути Бонапарта и Клебера разошлись: главнокомандующий со штабом и основными силами направился в Каир, дивизия Клебера двинулась к месту постоянной дислокации в Дамьетту.

Вновь два военачальника на короткое время встретились только 25 июля 1799 г., после сухопутного сражения при Абукире, в котором Бонапарт разгромил и сбросил в море собранную на острове Родос и десантированную в Египте турецкую армию Мустафа-паши. Клебер по приказу главнокомандующего спешил со своей дивизией на соединение с основными силами армии, но Бонапарт начал бой, не дожидаясь его. По словам художника Д. Виван Денона, Клебер, прибыв к вечеру на место сражения и увидев его итог, якобы обнял Бонапарта и воскликнул в порыве энтузиазма: «Генерал, вы велики, как мир, а он недостаточно велик для вас»{125}. Позднее эту сцену увековечат в лубке, предназначенном для широкой публики. Правда, не будем забывать, что Виван Денон принадлежал к близкому окружению Бонапарта, и тот, уезжая во Францию, забрал его с собой. Кстати, именно Бонапарту благодарный Виван Денон и посвятил свою книгу. Клебера же к моменту ее публикации уже не было в живых, подтвердить или опровергнуть слова автора он не мог, а потому в предложенной тем интерпретации оказался посмертно занесен в число почитателей своего антагониста.

Если о скептическом отношении Клебера к военным и организационным способностям Бонапарта знали в Восточной армии даже люди, далекие от штабов, то, конечно же, знал об этом и сам Бонапарт. Главный врач армии Деженетт сообщает, что даже в своем последнем перед отъездом во Францию разговоре с Мену главнокомандующий якобы весьма раздраженно высказался о строптивом эльзасце: «Я часто делал этому человеку авансы, но в ответ всегда получал лишь выражение недовольства»{126}.

Разумеется, для корсиканца и речи не было о том, чтобы взять Клебера с собой во Францию. И дело тут не только в личной антипатии, но и том, что республиканские убеждения эльзасца плохо сочетались с намерением Бонапарта вступить в борьбу за единоличную власть. В свое время - возможно, после приезда Клебера из Александрии в Каир - Каффарелли провел с ним беседу (как тот полагал, по просьбе Бонапарта), в которой попытался прозондировать его политические взгляды:

«Д[юфалъга] К[аффарелли]. О какой репутации в наши дни, генерал, вы бы мечтали, если, конечно, с вашей нынешней репутацией вам еще есть о чем-то мечтать?

К[лебер]. Опускаю комплимент и отвечу на вопрос - о репутации Вашингтона.

Д. К. Ого! Не ожидал...

К. Вполне возможно.

Д. К. И вы больше не скажете ничего?

К. Скажу. Вашингтон начал и довел до завершения свое славное предприятие. Он просчитал результат и выбрал пропорциональные средства для его достижения. А когда он его добился, то избежал опьянения успехом. И, наконец, это предприятие было достойно похвалы с точки зрения как политики, так и философии, поскольку оно имело целью не завоевание, грабеж и опустошение, а независимость и счастье нации.

Я всегда думал, что этот вопрос был задан мне по поручению... [неразборчиво. - А. Ч.]»{127}

Вывозя из Египта свою ближайшую клиентелу для того, чтобы она помогла ему в борьбе за власть, Бонапарт не мог рассчитывать в этих планах на Клебера. Более того, столь влиятельного и популярного военачальника, который в силу личных и политических противоречий с Бонапартом мог помешать тому в реализации задуманного, следовало держать подальше от Франции. Позднее, уже на острове Святой Елены, в разговоре с генералом Бертраном 31 августа 1816 г. Наполеон обронит: «Если бы Клебер вернулся во Францию, он мог бы мне создать затруднения; но не после Амьенского мира - тогда я уже стал слишком велик, и мне было бы всё равно»{128}.