Моя Гели никогда не стала бы носить такое. Да и не позволила бы она мне сделать то, что я сделал в последние годы. Хитростью, обманом, но не позволила бы! И тем самым уберегла бы от всего этого ужаса!
Чем больше Ева хотела быть похожей на Ангелику, тем больше разницы я видел. Мне не нужна была вторая Гели, все равно ее место в моем сердце не сможет занять никто другой. Но Ева до сих пор не поняла этого…
29 апреля 1945.
Утром у меня снова был приступ. Такое теперь случалось по нескольку раз в день. Стоило лишь на час забыть о лекарстве…
В этот раз я снова видел Гели. Как и всегда, мы были где-то в лесу. Когда она еще была со мной, мы часто гуляли в подобных местах.
Она как всегда посмотрела в мою сторону и улыбнулась. Я даже не пытался подойти к ней: все равно не удастся. Но в этот раз Ангелика сама подошла ко мне. Она обняла меня и прошептала:
- Я так соскучилась!
- Я тоже скучал! – я поцеловал ее. Я понимал, что это – всего лишь сон, но так хотелось, чтобы сейчас она была рядом! – Мне тебя так не хватает…
- Ничего, - она прижалась ко мне. – Скоро мы снова будем вместе. Не смотря ни на что…
- Малыш, прости…
- Ну что ты? Я люблю тебя…
Милая моя, маленькая Гели. Только ты могла бы остановить меня. Только тебя я послушал бы, ради тебя отказался бы от своих планов. Но, увы, история пишется только единожды. Надеюсь, ты поймешь меня правильно…
В тот день я написал свое завещание. Распорядился имуществом, хотя в этом не было смысла: скорее всего все конфискуют в пользу государства-победителя. Но вдруг Лео удастся вернуть все? Он умный мальчик, поймет, как надо поступить. Главное, чтобы не начал политической карьеры: хватит уже и меня…
После мы с Евой официально расписались. Она так хотела этого, что я не мог не исполнить ее желания. Пусть под конец жизни будет счастливой.
Застолье было небольшим. Мы открыли несколько бутылок шампанского: его было запасено слишком много.
Все, в том числе и дети, поздравили нас. Но все понимали, что застолье прощальное.
- Дядя Вольф, я не хочу умирать, - шепнула мне маленькая Хельга, старшая дочь Геббельсов. – Я боюсь…
- Все будет хорошо, - ответил я ей.
Ребенок, понявший, что смерть близка. Что может быть ужаснее? Мы, взрослые, сами виноваты во всем, но дети страдают зря. Мне не было жаль детей врага, разве что арийских детей, погибших из-за лени наших солдат. Но наши, немецкие дети, достойны были лучшей жизни…
Все пытались сделать вид, что рады за нас. Ева была в центре внимания, она смеялась и шутила, хотя ее взгляд выдавал ее истинные чувства.
Я же не хотел играть. Мне слишком надоела фальшь, чтобы в последний день продолжать изображать что-то.
Я вошел в свой кабинет и подошел к портрету Ангелики. Тот самый портрет, который я заказал сразу после ее смерти.
- Гели, прости меня. Ты ведь поймешь, зачем я это сделал? – сказал я, глядя на портрет.
Я специально не согласился на венчание с Евой: мы были расписаны по закону, но наш брак был только земным. Моей настоящей женой все равно оставалась Гели.
Я коснулся портрета:
- Я люблю тебя, мой ангел. Ты ушла так рано…
Я закрыл глаза.
Я как будто снова видел Гели. Я понимал, что это – лишь воспоминания, но не хотел, чтоб иллюзия ушла…
Сейчас, когда жить оставалось меньше суток, я все чаще вспоминал ее. Надежда на то, что на том свете мы снова встретимся, таяла как дым.
Все четырнадцать лет мне не хватало ее. Каждый день, каждый час я помнил о ней. Особенно тяжело было приходить домой поздно вечером. Так, как встречала меня она, не мог никто другой.
Ей достаточно было просто обнять меня, и жизнь снова становилась цветной. Уходила вся усталость, я позволял себе забыть обо всех проблемах. В те минуты были только она и я, и больше никого.
Наши с Евой спальни разделены только ванной. Но я всегда ухожу к себе. С Гели же я оставался на всю ночь. А утром нам не хотелось вставать, потому что это означало, что нам надо отпустить друг друга…
А когда не хотелось спать, мы могли до самого утра говорить о какой-нибудь ерунде. А после я отменял все свои встречи, чтобы и днем побыть с ней.
Мне нравилось обнимать ее. Хотелось закрыть ее от остального мира, чтобы хоть на какое то время она была только моей. И Гели позволяла мне это. Она прижималась ко мне, я шептал ей, как люблю ее и какая она у меня замечательная. Моя нежная, ласковая Гели…
С Гели мне хотелось быть каждую минуту, каждый час. Ева начинала раздражать меня уже после пять минут общения…
Я по привычке сдерживал слезы. Не знаю, зачем: моя репутация больше никого не интересовала. Как и мои чувства. Как и мое прошлое. Настоящее прошлое, а не то, что уже успели придумать журналисты…
- Вольф, - Ева подошла ко мне и обняла меня за плечи. Я отстранил ее. – Вольф, даже на нашей свадьбе…
- Не трогай меня, Ева. Я хотел совсем другой свадьбы…
- Вольф, - я заметил, что Ева сейчас заплачет. Я прекрасно понимал, как обидел ее своим поступком, но ничего не мог с собой поделать. Я не любил Еву, и она это прекрасно понимала, но все же любила меня.
- Ева, мне нужно попрощаться…
- Ты о чем? Ведь мы…