Забытая клятва Гиппократа

– Разумеется. Должен признать, что алиби на это время у них либо вообще отсутствует, либо выглядит, мягко говоря, неубедительно – в отличие от тех дней, когда погибли те, кто имел непосредственное отношение к их случаям!

– Ну вот, чем не зацепка? – воскликнул Никита.

– Из этого, как говорится, шубу не сошьешь! – покачал головой майор. – Ну не помнит человек, что делал в какое-то конкретное время несколько месяцев назад – подумаешь! Такое возможно, ведь привлечь его за плохую память все равно не получится, не говоря уж о том, чтобы связать с убийствами людей, не имеющих к ним никакого отношения.

– А что, если надавить на Свиридина? – вдруг сказал Кобзев, и все взгляды обратились на него.

Меньше всего мы могли ожидать от психиатра слова «надавить», а потому поняли, что у него созрел какой-то план.

– Да ничего особенного, – внезапно смутившись, пробормотал он, не привыкший к такой реакции окружающих. Павел – человек спокойный, даже, пожалуй, флегматичный, и не любит к себе пристального внимания. Тем не менее он продолжил: – Я имею в виду… Смотрите: почему он решился на такой шаг – ворваться в больницу с оружием, угрожать убийством целой бригаде? Это не характерно для человека в здравом уме. Если бы я выносил суждение, то сказал бы, что Свиридин находился в состоянии аффекта: акт этот не спланированный, спонтанный – идиотский, другими словами. Почему?

– И почему же? – поинтересовался Карпухин, весь обратившись в слух.

– Видимо, кто-то сказал ему, что его брат, скорее всего, так и останется неотмщенным.

– Кто-то – это Емоленко?

– Если ты так в этом уверен… Вернее всего, ты прав: за всеми убийствами стоит весомая фигура, а из всех известных подозреваемых только Емоленко может считаться таковой.

– Но именно его-то и невозможно приплести к делу! – возразил майор.

– Я говорю как раз об этом, – поправив очки привычным жестом, сказал Павел. – Он хотел загрести жар чужими руками, а сам между тем никого не убивал – я в этом почти уверен. Как и в том, что ни один из подозреваемых не знает правды о том, что он питает к Шилову личную ненависть. Заметьте, со смерти его дочери прошло несколько лет, но он не предпринимал попыток устранить Олега – по крайней мере, физических попыток. И даже когда представилась возможность лишить Шилова лицензии, он пытался сделать это через Толмачева. Тот, конечно, человек крайне неприятный, но искренне верил в то, что Шилов и Извеков – болезнь, а он – лекарство! Это говорит о том, что Емоленко в глубине души трус. Я внимательно читал интернетовские «откровения Немезиды» и пришел к выводу, что там слишком много общих суждений – и ничего личного. Его речь изобилует образами и лозунгами, она похожа на предвыборную агитацию современного политика, а не на крик души убитого горем отца. Это – призыв к действию, но действовать должны другие, не он!

Я заметила, как лицо Карпухина неожиданно просветлело, хотя сама никак не могла взять в толк, что имеет в виду психиатр и чему так радуется майор.

– Ты полагаешь, – медленно начал Карпухин, – что все эти люди считают Емоленко борцом с несправедливостью, у которого нет никаких личных мотивов? Он – член Комиссии по этике и искренне возмущен беспределом, царящим в среде врачей?

Кобзев кивнул.

– Таким образом, – продолжал майор, – если дать Свиридину понять, что Емоленко просто подставил его… Свиридин уже кого-то убил?

– Боюсь, что так, – вздохнул Павел. – И он ни за что не выдаст того, для кого это сделал, потому что этот человек – его брат. В смысле, брат по несчастью.

– Другое дело – Емоленко! – подхватил Карпухин. – Предположим, он здорово струхнул, поняв, что теперь делом вплотную занялись и что его хитроумная схема убийств не своих личных врагов, а врагов приятелей по клубу больше не работает. Он понял, что рано или поздно мы выйдем на след, если уже этого не сделали, а значит, убийства должны прекратиться.

Теперь и до меня стало доходить, что они с Кобзевым имеют в виду.

– Значит, – проговорила я, просветленная, – Свиридин убил кого-то из врачей и ожидал, что Шилов и Извеков последуют за ним, так как план предполагал именно такое развитие событий?

– Точно! – хлопнул себя по ляжкам Карпухин. – И тут Емоленко – думаю, к всеобщему облегчению – говорит, что все нужно прекратить, потому что это-де становится опасным.

– И только Свиридин недоволен таким развитием событий, – закончила я. – Но… как нам это поможет?

– Думаю, – сказал майор в ответ на мой вопрос, – Павел считает, что, если рассказать Виктору Свиридину о том, что у Емоленко имелся свой интерес в том, чтобы именно он убил Шилова и Извекова за предполагаемую врачебную ошибку, и что сам Емоленко не собирался марать руки, предпочитая подставить другого, Виктор может разозлиться.

– Это – самый вероятный вывод, – подтвердил Павел.

– Ну, ты голова! – восхищенно воскликнул Карпухин. – И как я сам-то не дотумкал? Лады, парни… и дамы, – добавил он, вспомнив о моем и Викином присутствии, – я побег, а вы тут… как-нибудь без меня!