– Могу представить. – Она остановилась на последней ступеньке. – Нужно, чтобы кто-нибудь оценил трубки, прежде чем отдавать их Кайлам. И, боже мой, – она усмехнулась, – нужно хотя бы приблизительно понять, сколько у него виниловых пластинок, – и только потом сообщать о них Кристин. Не знаешь, может быть, у него еще где-то хранятся вещи? Например, на чердаке?
– Вряд ли, – ответила я, хотя понятия не имела, что творилось на чердаке – хранилось ли там вообще что-нибудь.
Какое-то время мы работали молча – я разгребая бумаги, Дженни – разбирая музыкальные альбомы. Голова моя шла кругом от обилия дат на медицинских счетах и выписках из банка.
– Кажется, на сегодня с меня достаточно, – выдохнула я, поднимаясь с полу. – Может быть, по бокалу вина?
Дженни устало вздохнула.
– Пожалуй, соглашусь лишь на полбокала. Если выпью больше – засну по дороге.
Я прошла на кухню за бокалами. А следом за мной появилась Дженни. Пройдя мимо меня, она скрылась за дверью ванной, и я снова подумала: как же хорошо она знает дом.
Дженни все еще была в ванной, когда я принесла бокалы в гостиную и заметила на подставке, рядом с коллекцией трубок, ее блокнот и коробку. Закусив губу, я с любопытством смотрела на нее, отчетливо понимая, что не очень-то хочу знать, что там. Вдруг Дженни что-то украла? Она сама призналась, что ей нужны деньги, и злилась на отца за то, что он не оставил ей больше. К тому же она провела наверху целый час.
Я прислушалась к звукам в ванной: за дверью была тишина. Тогда я осторожно убрала с коробки блокнот и приподняла крышку. Внутри лежали пожелтевшие вырезки из газет, на одной из которых значился заголовок:
– Господи! – воскликнула я сдавленно.
Зачем он хранил эти статьи? Бедный отец, бедная мама. Каково им было знать, что они не удержали дочь от самоубийства?
Я услышала, как открылась дверь ванной, но даже не сдвинулась с места, когда Дженни вошла в комнату.
– Райли, нет! – Она подбежала ко мне.
Схватив коробку, я повернулась спиной к ней, и Дженни беспомощно опустила руки.
– Дорогая, не надо было этого делать. Ничего хорошего из этого не выйдет.
– Зачем он их хранил? – спросила я, снова заглядывая под крышку.
Взяв верхнюю вырезку со статьей о предполагаемом самоубийстве, я замерла с поднятой рукой: мне бросился в глаза еще один заголовок, напечатанный крупным шрифтом. Смысл слов до меня дошел не сразу:
Я медленно повернулась и посмотрела на Дженни. Она стояла, прижав руки к лицу, и в глазах ее блестели слезы.
– Что это? – прошептала я, показывая на коробку, в которой лежала статья, озаглавленная «Лиза Макферсон, обвиняемая в убийстве, предположительно мертва».
Дженни осторожно забрала у меня коробку.
– Он не хотел, чтобы ты знала. Я надеялась, что мне удастся вынести ее из дома, прежде чем ты на нее наткнешься, но я не знала, где твой отец ее прятал. Я так волновалась, что ты… – Она покачала головой. – Ее нужно просто выбросить. Не стоит тебе в нее заглядывать, Райли. Твоему отцу бы очень не понравилось, если б он узнал, что ты ее нашла.
Она говорила очень быстро, стараясь заболтать меня и отвлечь от коробки. Но я снова потянулась к ней и вытащила статью, в которой мою сестру называли убийцей.
– Я не понимаю, – медленно проговорила я, перечитав заголовок. – Совершенно ничего не понимаю.
– Я знаю, – поспешила продолжить Дженни, – что тебе говорили, будто бы она покончила с собой из-за депрессии и усталости. Твои родители не хотели, чтобы ты знала правду.
– Какую… правду? – Я снова взяла коробку и перенесла на стол. Сев, я стала перебирать статью за статьей, каждый заголовок буквально кричал словами: «Убийство», «Убийца», «Убила».
– Они именно поэтому сюда переехали после смерти Лизы. – Дженни прошла к банкетке возле фортепиано и села. – Они хотели увезти вас с Дэнни подальше от всего этого, от всех этих обвинений. Считали, что будет лучше, если ты вырастешь там, где тебя никто не будет называть сестрой убийцы.
Я посмотрела на Дженни.
– А она?.. Она и в самом деле кого-то убила? Кого? Почему?
– Это был несчастный случай. – Дженни сжала руками голову. – Ты не представляешь, как бы расстроился твой отец, если б узнал, что ты обо всем этом узнала.
– Расскажите мне, – попросила я.
– Лизу должны были судить, – сдавленно, преодолевая себя, начала Дженни. – И она думала, что проведет остаток жизни в тюрьме, потому что ей грозило обвинение в убийстве «умышленном и запланированном». Ей бы и в самом деле дали пожизненный срок, если бы доказали вину. Но мне кажется, она покончила с собой просто потому, что не могла продолжать жить после всего случившегося, нести все это в себе. Семнадцатилетняя девчонка – совсем ребенок! Боюсь, она просто не сумела справиться с чувством вины.