Забытая сестра, или Письмо на чужое имя

Позже, вечером, когда я готовила яичный салат, в кухню вошла Дженни и, прислонившись к тумбе, спросила:

– Может, не стоит все ж таки продавать Лизину скрипку?

– И что я буду с ней делать? – Я шлепнула в миску с салатом ложку майонеза.

– Ну мало ли что… – Она задумчиво почесала переносицу. – Может быть, твой ребенок, который родится, захочет играть на скрипке? Кто знает? Или у Дэнни… У него ведь тоже будут когда-нибудь дети… Пусть ни у тебя, ни у него нет музыкальных талантов, но кровь-то у вас все равно – Макферсонов. И вы передадите талант следующему поколению. Было бы здорово, если б твоей дочери или сыну досталась Лизина скрипка.

Мне показалось, она будто попыталась убедить меня, что я не приемная дочь, и за это я почувствовала к ней признательность.

– А надо непременно решить это прямо сейчас – продавать или нет скрипку? – замялась я.

– Оценщик, тот, что наверху, сказал, что он не эксперт по струнным, однако он посмотрел скрипку и говорит, она очень ценная и хранить ее нужно где-нибудь в безопасном месте – не дома. Очень ценная вещь, – повторила она.

Я кивнула, продолжая размешивать майонез, и сделала мысленную «зарубку» – не забыть про скрипку. Почувствовав на себе взгляд Дженни, я обернулась.

– С тобой все в порядке? – спросила она.

Я опустила руки.

– Если честно, то нет, – проговорила я вполголоса, помня, что в соседней комнате работает оценщик. – Моя удивительно талантливая сестра была убийцей… Семья, в которой я выросла, возможно, мне не родная… У моего брата – проблемы… И я очень скучаю по папе. – Мой голос сорвался, и Дженни подошла ко мне и обняла за плечи.

– Как же я жалею, что тебе на глаза попалась эта коробка… Эти статьи… Это я во всем виновата.

– Вы здесь ни при чем, Дженни. – Я высвободилась из ее объятий. – Я имела право это знать, и я рада, что наконец мне все стало известно. Теперь я многое могу объяснить.

– Твои родные… они и есть твоя семья. Не обращай внимания на всю эту чушь об удочерении. Это все неправда – я абсолютно в этом уверена. Просто не знаю, кем себя возомнила эта Вернис Кайл! Тоже мне прорицательница! По какому праву она осмелилась заронить в тебя зерна сомнений? Успокойся и оставь это. Прошу тебя!

Но прежде чем я успела ответить, в дверь позвонили.

– Кто-то пришел! – подал голос оценщик.

– О, это, должно быть, перевозчики фортепиано! – воскликнула Дженни.

– Сегодня? – Как? Она меня даже не предупредила, что связалась с перевозчиками?! Мне вдруг захотелось выскочить в гостиную и загородить им дорогу. В доме и так было полно людей, и оттого, что они все приходили и приходили, мне становилось все хуже.

– Не волнуйся, – сказала Дженни, уверенно направляясь в гостиную. – Я обо всем позабочусь. Тебе ничего не придется делать!

Пока в гостиной стучали, стонали и кричали друг на друга рабочие, я меланхолично ела салат. У меня не было никакого желания выходить к ним и смотреть, как они разбираются с фортепиано. Я устроилась за столом в кухне и вошла в Фейсбук, чтобы проверить, что новенького пишут мои друзья. Мы с Брайаном удалили друг друга из друзей, но я все еще время от времени заходила к нему на страницу, чтобы посмотреть на его улыбающееся лицо и поразмышлять, не совершила ли я ошибку, расставшись с ним. За те два года, что мы общались, он так и не сменил фотографию профиля. Он был снят на фоне розового заката вместе с сыном и дочерью, которым на момент съемки было, соответственно, три и четыре года. Они повисли на Брайане, как обезьянки, и эта фотография все еще вызывала у меня смех. Я скучала по его детям не меньше, чем по нему. Но, посмотрев в который раз на его снимок, я окончательно поняла, что довольна своим решением. Ему нужно было быть рядом с детьми. Хотя он этого и не осознавал, пока не ушел от жены.

Неожиданно в доме стало тихо. Я прислушалась. Голоса переместились на крыльцо, а когда они совсем стихли, я вышла в гостиную. Пройдя мимо оценщика с пузом, который все еще занимался трубками, я остановилась. Посреди комнаты, где раньше, сколько я себя помнила, стояло фортепиано, зияло пустое место. Глубоко вздохнув, я прижала руку к груди. Мне всего-то двадцать пять, но ощущение было такое, что этот месяц меня доконает. Если я так тяжело прощаюсь с фортепиано, на котором даже не играла, то как буду прощаться с любимым домом?

Я в изнеможении села на диван как раз в тот момент, когда Кристин бодро сбежала со ступенек, держа в руке айпед.

– Вы только посмотрите! – воскликнула она. – Уже и фортепиано нет. Мама, значит, договорилась с перевозчиками?

Я кивнула:

– Думаю, да.

– Оценщик наверху почти закончил, – сообщила она. – Он в восторге от компасов! – Она повернулась к мужчине, занимавшемуся трубками: – А у вас как продвигается?

Он закрыл свой ноутбук и поднял голову.

– Практически закончил, – ответил он, проведя пальцами по бороде. – Мне нужно только кое-то проверить у себя в офисе, но навскидку эта коллекция будет стоить около семнадцати тысяч.