Забытая сказка

– Так что же мы должны будем сделать? – рявкнул Гектор, которого злило то, что в переговорах принимает участие лишь Грэт, к тому же в глубине души оборотень побаивался этих чужих, благородных вампиров, совсем не похожих на его лесных друзей.

– Твои вервольфы, царь, должны будут постоять у ворот замка, дабы не возникло у вампиров Сетакора искушение что-либо выкинуть… Знаю, мрази эти непредсказуемы…

Гектор усмехнулся сам себе. Грэт стоял, нахмурив брови, и поглаживал рукой тонкоствольную молодую березу, которая из-за близости к вампирскому аду не выросла и вполовину положенного.

«А живи она рядом с людским поселением – смертные выпили бы из нее весь сок и срубили бы ради бересты…» – машинально подумал Грэт; его охватило вдруг беспокойство.

«Кто мне эти вампиры, чтоб я им верил? Говорят, что нет угрозы бунта… и в то же время им нужны верфольфы? Быть может, предосторожность, но…»

– Признайтесь, что вы что-то скрываете! – вырвалось у Грэта раньше, чем он обдумал, в чем же упрекать собратьев своих будет.

Упырь и Юлиус снова переглянулись, и Грэт увидел, как дернулась щека Упыря.

– Чего скрывать? – с презрительной неохотой осведомился сподвижник Первоначального.

– Видишь ли, Грэт, – Юлиус вздохнул, – времена будут нелегкие. Нечисть Катарии набирает силу – и смертные чувствуют это. А значит, нам нужно держаться вместе, чтобы не быть уничтоженными Инквизицией.

– Вы в Сетакоре, в своей ледяной цитадели, почти что неуязвимы! Какое вам дело до нас? Вы уж простите недоверие, но первый раз на моей памяти вы такие сердечные.

– Дело не в том, что мы сердечные! А в нашей собственной выгоде! – воскликнул Упырь, и его хриплый голос сорвался. – Сетакор, как ты правильно сказал, почти что неуязвим. А ты подумай о том, что людям однажды надоест терпеть на катарианской земле наш Черный замок! И быть может, скоро настанут не лучшие времена для нечистого рода!

– Да и какая разница, – подхватил Юлиус, – почему… Это более приемлемо… Для нас всех… – добавил он спокойнее.

«Тут он прав», – подумал Грэт и оглянулся на Гектора. Царь вервольфов пожал плечами.

– Я думаю, что мы не зря сюда притащились, – сказал он.

Несмотря на то что смутные подозрения и вечное ожидание подвоха все еще терзали Грэта, поразмыслив, он кивнул.

Наутро все вервольфы и вампиры спали либо прощались с насиженным местом – впереди был пусть и недолгий, но далекий путь.

И когда луна поднялась над Катарией и Грэт высунул нос из берлоги, он увидел огромное количество волков. Вампиры поднимались над землею, и Грэт присоединился к ним, поглядывая сверху вниз на подрагивающий серый ковер. Жаль, не было на их пути деревень, иначе ждала бы их жителей незабываемая ночь…

Эта ночь была сумрачна. Где-то внизу ухали филины, выли волки, шептались верхушки деревьев под прохладным ветерком. А для вампира это была симфония тоски.

Грэт несся впереди всех, изредка поглядывая вниз, на вервольфов. С необычайной грустью он вдруг подумал о том, как давно не видел он света. Три столетия прошли мимо Грэта и осели в глухих глубинах его памяти, ничем не затревожив мертвое сердце. Воспоминания прежней, смертной жизни теперь казались настолько далеки… Грэт порой сомневался, а с ним ли было это все?

«Я понял, что приобрел бессмертие, но какую цену за него заплатил, я не пойму никогда», – подумал Грэт и глянул на свои руки. Разве это руки сына лесника, пусть даже и стал он потом гениальным вором? Неужели когда-то эта бледная кожа, сквозь которую видны жилы, была загорелой? Неужели эта холодная тьма стала ему родной?

– Прочь размышления, – с некоторой злостью выкрикнул Грэт, но ветер не донес его слов до остальных, поэтому они и не поняли их смысла и не спросили своего главаря о нем.

А вскоре на фоне седеющего неба он увидел башни Сетакора…

Обычно спокойный Юлиус этой ночью не скрывал своей радости. Ему не было причин ненавидеть Вирта, но он был привязан к Упырю и Ванессе, а те презирали сына Первоначального. К чему это все? Да зачем думать? Вирт – чудовище, и справедливо избавить замок от него… в конце концов, как приятно ощущать, что дело, в которое вложено столько времени и сил, идет к завершению…

Мида сидела у него на коленях и грела руки, держа их у камина. Юлиус обнял ее и поцеловал ледяными губами.

– Мы разделим вечность.

Мида улыбнулась. В десятилетнем возрасте отнята она была у матери, тогда же стала служанкой этого сурового вампира… но шесть лет назад смогла растопить эту суровость.

Упырь ходил по комнате туда-сюда, пытаясь скрыть свое волнение, и в царящей здесь тишине было слышно, как скрипит деревянный пол под его сапогами.

Путаные тени носились по стене, временами проясняясь. Вот Ванесса встала с кресла и подошла к мужу – ее тонкий профиль упал рядом с его, костлявым и кривым.

– Я пойду к себе. Не думаю, что мое участие понадобится, – спокойно сказала вампирша, ее голос был как всегда шелестящ. Какой-то ноткой он напомнил Юлиусу давным-давно слышанный плеск Ниаса о песчаный берег.

– Ступай, дорогая. – Упырь поцеловал ее в лоб, и две тени на стене распались.

– Миду забери, – окликнул Ванессу Юлиус.