Забытая слава

Классы Шляхетного корпуса торжественно именовались Рыцарской академией, но учили в этой академии, если не считать маршировки и ружейных приемов, мало. Не хватало учителей, не было учебных пособий. Да и кадеты, в большинстве своем давно перешагнувшие двадцатилетний возраст, по наукам не скучали.

Сумароков читать и учиться любил, и годы, проведенные в корпусе, не пропали для него даром. Он узнал иностранные языки и прочел немецких и французских авторов.

Русской грамоте Сумарокова учил в детстве Иван Алексеевич Зейкен, венгр по национальности, служивший в доме Александра Львовича Нарышкина.

Учитель он был дельный, Петр I, знавший Зейкена, приказал ему заниматься с маленьким Петром, сыном царевича Алексея, своим внуком.

Сумароков вступил в корпус хорошо подготовленным благодаря домашним занятиям.

Грамматики русского языка в годы его учения еще не существовало. Такой учебник создал Ломоносов много лет спустя — в 1755 году. Не было в корпусе и профессора русского языка — эта должность всегда находилась в числе вакантных. Кадет учили два немца — Эрих Весман и Гендрих Эрих, диктуя правила письма. Сумароков занимался самостоятельно, ибо основы у него были заложены крепко.

Книг в России издавалось в ту пору немного, а что печаталось, было руководством или наставлением для тех, кто изучал вводимые Петром I в русский обиход науки. Лишь однажды Сумарокову попала в руки книжка, изданная в 1730 году, от которой не пахло скукой учебника.

«На меня, — писал в предисловии автор, — прошу вас покорно, не извольте погневаться (буде вы еще глубокословныя держитесь славенщизны), что я оную не славенским языком перевел, но почти самым простым русским словом, то есть каковым мы между собой говорим».

Что ж, это хорошо — простое русское слово. Таких книг Сумароков еще не читывал. Автор, видимо, человек светский, а о любви, как свободно пишет! И верно, для мирской книги язык славянский не годится — он стал языком церковным, многие его просто не разумеют, о любви же надо говорить так, чтобы все понимали.

В книжке были стихи и проза. Сочинитель — он звал себя Тирсис — описывал землю, которая называется остров Любви. На берегу острова гуляют женщины, старые и молодые, пригожие и некрасивые, ибо все подвластны Купидону и всех поражают любовные стрелы. Тирсис погнался за прекрасной Аминтой. Она укрылась в пещере Жестокости, но Тирсис отвел ее в дом Искренности и побывал затем в городе Любви. Вскоре им встретилась девка, которая хотя и чрезмерно дурна, однако весьма спесива и не знает, как себя уставить, ни в чем довольствия своего не находит. Зовут ее Холодность. А потом явился Рок, увел с собой Аминту, и Тирсису пришлось удалиться в пустыню Воспомяновения…

Время заглаживает раны. Понемногу Тирсис стал забывать о своем несчастье и поселился в городе Беспристрастность. Происшедшее изменило его нрав. Он больше не хотел отдаваться серьезному чувству и мечтал о том, чтобы найти приятную потеху:

Без любви и без страсти все дни суть неприятны:
Вздыхать надо, чтоб сласти любовны были знатны.
Чем день всякий провождать, ежели без любви жить?
Буде престать угождать, то что ж надлежит чинить?

В городе Глазолюбность Тирсис принялся ухаживать сразу за двумя дамами — Ирисой и Сильвией, посетил местечко Забава и замок Милостей, но потом встретил величавую женщину по имени Слава и навсегда оставил остров Любви, начав жить разумно и осмотрительно.

Повесть окончилась быстро. Сумароков вернулся к началу книги и снова перелистнул страницы. Значит, все это на манер аллегории — беспокойность, надежда, любовь, после холодность, и жестокий рок разрушает едва возникшее счастье. Но как, пережив утрату Аминты, полюбить сразу двух, а затем забыть Ирису и Сильвию, обратившись к Славе? Может быть, так и живут люди, и сочинитель написал правду, украсив ее нарядом игривого вымысла? А когда ему, Александру, придется поехать на остров Любви?

Сумароков задумался над книжкой и не вдруг заметил, что вслед за повестью шли на русском и французском языках «Стихи на разные случаи» — собрание стихотворений.

Первой была напечатана «Песнь», в честь коронации Анны Ивановны:

Да здравствует днесь императрикс Анна,
На престол седша увенчанна,
Краснейша солнца и звезд сияюща ныне!

Сумароков споткнулся на слове «императрикс» — вроде бы не указное и в мужеском роде. Но сочинителю виднее. Дальше — «Элегиа о смерти Петра Великого». Тут отдавало школьным красноречием — античные боги Паллада, Марс, Нептун и с ними Политика плачут о государе. Сумароков старательно прочел стихи — он с детства питал уважение к памяти Петра, — но элегия не понравилась: слов много, да все какие-то ветхие, скучные. А вот следующие — лучше; видно, что сочинитель, быв вдалеке, с любовью вспоминает отечество: