Забытая Византия, которая спасла Запад

Однако доступность не означала, что император собирается хоть на дюйм поступиться своей царственностью, и он вложил золото в строительную программу, равной которой не было со времен Юстиниана.[126] Предпочтения всех императоров были дорогостоящими, но Феофил посрамил большую часть своих предшественников. В приступе активности стены вдоль Золотого Рога были укреплены, построен новый величественный летний дворец, а Большой Дворец был полностью отреставрирован впервые за почти триста лет.[127] Это последнее достижение привлекло внимание историков той поры, оставивших восторженные отчеты о работе. Прямо на их глазах Феофил превратил бестолково расположенное нагромождение зданий, которые составляли Большой дворец, в резиденцию, достойную императора IX века.[128] Подобная реконструкция назревала давно. Изначально построенный Септимием Севером во II веке, дворец бессистемно дополнялся последующими императорами, которые строили приемные залы, жилые помещения, церкви, бани и административные корпуса до тех пор, пока хаотично разбросанные строения не стали угрожать занять всю юго-восточную оконечность города.

Феофил навел в Большом дворце долгожданный порядок, убрав мешающие стены и неиспользуемые комнаты и соединив его здания ровными коридорами. Площадки для поло, построенные Феодосием II четыреста лет назад, когда этот император привез царский спорт из Персии, были расширены, и фонтаны, питаемые подземными водохранилищами, вскоре украсили собой изящные аллеи и висячие сады. Кремовые мраморные ступени вели к овеваемым ветерком палатам, лес розовых и порфировых колонн поддерживали изысканные апсиды, и серебряные двери вели в комнаты, полные великолепных мозаик. Однако истинная роскошь была припасена Феофилом для не имеющего себе равных тронного зала. Ни одно другое место в империи — а возможно, и во всем мире — не было так расточительно украшено золотом или похвалялось такой внушительной демонстрацией богатства. Позади золотого трона располагались деревья из кованого золота и серебра, дополненные украшенными драгоценными камнями механическими птицами, что заливались песнями, стоило тронуть рычаг. Свернувшись у подножий деревьев, из-под каждого подлокотника грозно смотрели львы и грифоны, которые выглядели так, будто готовы вскочить в любой момент. Для неподготовленных послов это должно было стать пугающим опытом — по сигналу императора золоченый орган начинал играть оглушительную музыку, птицы принимались петь, а львы ревели и дергали хвостами. Редкий гость мог не исполниться благоговения после такого представления.

Но нигде растущая уверенность империи не проявилась так отчетливо, как в религиозной сфере. Мало было вещей столь же унизительных для византийского религиозного склада ума, как все более настойчивые претензии папы на то, что голос римского епископа единственный может определять церковную политику. Четыре других патриарха христианского мира традиционно подчинялись наследнику святого Петра, но решения по важным вопросам веры всегда решались общим согласием, по контрасту с растущим авторитаризмом западной столицы. В прошлом Востоку и Западу удавалось скрывать свои растущие разногласия вежливыми отношениями на расстоянии, но сейчас в воздухе витали новые воинственные настроения. Когда папа послал франкских миссионеров, чтобы обратить славян, патриарх Фотий ответил на это, отправив своих людей, замечательных братьев-монахов Кирилла и Мефодия.

У людей папы было преимущество, но они оттолкнули от себя славян, настаивая, что все службы должны вестись на латыни, даже если их новообращенные не понимают из нее ни слова. Кирилл и Мефодий, напротив, приступили к работе, немедленно начав изучение славянского языка, и обнаружив, что тот не имеет собственной письменности, Кирилл создал таковую.[129] Западные епископы выражали резкое недовольство, считая, что только иврит, греческий и латынь являются подходящими языками для святой литургии, но Кирилл возразил им, сказав что как божий дождь равно идет над всеми, так и все языки достаточно хороши, чтобы славить его.[130] Болгарский хан, на которого произвели впечатление новые свободы, обещанные Фотием (и в любом случае не желая входить в подчинение Риму), отправился в Константинополь, чтобы быть крещеным в Софийском соборе, и Болгария вошла в культурную сферу влияния Византии, в которой остается и по сей день. Позволив византийской культуре отделиться от греческого языка, Фотий распространил влияние империи далеко за ее пределы и неизмеримо укрепил узы, которые удерживали вместе многообразный византийский мир. Более шести веков пройдет, прежде чем латынь будет подобным образом смещена с трона на Западе.