Приблизительно через год после этой веселой свадьбы, когда Ухань уже обзавелся симпатичным сынишкой, мне понадобилось съездить в медедобывающий кооператив на реке Янцзы, которым управлял мой приятель Ху Вэй. Мне нравилось бывать в тех местах, однако я всегда побаивался обрывов, мимо которых шла дорога. Рудник находился в девяноста ли (около пятидесяти километров) от Лицзяна, так что путь туда занимал целый день. Как и практически всюду в окрестностях Лицзяна, с тропы открывались горные панорамы необычайной красоты и величественности. Пройдя первые шестьдесят ли по почти что ровной дороге, мы дошли до точки, с которой открывался вид на великую реку. Ее воды, словно жидкий изумруд, катились на дне пропасти, от глубины которой у меня закружилась голова. Река вилась и изгибалась, словно зеленый дракон, пенясь на крутых порогах узких, глубоких ущелий. С этого места тропа круто забирала вниз под углом градусов в сорок пять, и мы вместе с нашими бедными лошадьми начали спускаться по ней. Спуск этот был похож скорее на тщательно сдерживаемое падение. В некоторых местах тропа была такой крутой, что мне приходилось хвататься за растущие по ее сторонам деревья. Лошади воспринимали происходящее с удивительным стоицизмом: все то время, что мы преодолевали этот опасный участок – а на это ушли часы, – я боялся, что какая-нибудь из них переломает себе ноги. Но по-настоящему я испугался, когда мы добрались до висячего моста, под которым на глубине около тридцати метров мчался ревущий поток. За мостом тропа вилась вдоль края отвесной скалы высотой в несколько сотен метров. Несмотря на то что Ху Вэй все время меня поддерживал, меня подташнивало от страха и ноги подгибались в коленях.
Деревня, где находился рудник, ютилась на небольшом уступе над ревущим потоком. К ней вели узкие ступеньки, вырубленные в скале, – ни перил, ни какой-либо другой защиты от падения с головокружительной высоты к ним не прилагалось. После обеда меня уговорили наведаться в новый медный рудник, разработанный неподалеку по течению реки. Проводники утверждали, что дорога совершенно безопасная, и я согласился. Тропа шла по узкому выступу, на высоте в пятьсот с лишним метров над рекой. Под увещевания Ху Вэя и его друзей и с их поддержкой я с трудом прошел по ней около полутора километров. В одном месте уступ обвалился, и тропа следовала через провал по стволам деревьев, вколоченных в его каменные стены. Сквозь щели между стволов были видны буруны реки, катившейся далеко внизу, под ногами. Затем тропа резко оборвалась на крошечной площадке, выступавшей над рекой. Голова у меня кружилась так сильно, что я неминуемо свалился бы с обрыва, если бы друзья вовремя не подхватили меня под руки. Ноги больше не слушались меня – я не мог сделать ни шагу, ни вперед, ни назад. Я и сейчас толком не могу вспомнить, как снова очутился в деревне – меня то ли дотащили под руки, то ли и вовсе перенесли.
Населяли деревню горные наси – простой и гостеприимный народ, ходивший в одежде, сшитой преимущественно из шелковых тканей. Жили горцы довольно бедно, поскольку плодородной почвы в окрестностях деревни почти не было. Единственное вкрапление зеленых полей и рощ, где росли митоу – лицзянский сорт апельсинов, светившихся среди темных крон высоких деревьев, словно фонарики, – располагалось внизу, под обрывом, где река с шипением огибала скалу. Эти апельсины – а может, и мандарины – были лицзянской достопримечательностью. Очень крупные, близкие к среднего размера грейпфрутам, они обладали мягкой, рыхлой и легко снимающейся кожицей. Сами плоды были необычайно сочные и имели приятный вкус, непохожий ни на апельсиновый, ни на мандариновый.
Повидаться со мной в медедобывающий кооператив пришло много народу, и меня неожиданно пригласили на свадьбу, которая должна была состояться вечером того же дня. Я с радостью принял приглашение, поскольку меня заверили, что на празднике будут присутствовать представители самых разных экзотических народностей. Насийские обычаи в этих краях отличались от лицзянских, так что праздник обещал быть интересным.
Дом жениха находился где-то неподалеку от реки. В сгущающейся темноте мы спустились к реке с факелами в руках по тропе, с обеих сторон густо заросшей высоким молочаем. Внизу меня поджидал очередной кошмар: нам пришлось преодолеть почти километр, перепрыгивая с камня на камень – а между ними шумела и бурлила темная вода. К месту празднования я прибыл изрядно уставшим. Дом располагался на уступе прямо над рекой, и костры, горевшие на берегу, отражались в быстрой воде. Снаружи и внутри толпились люди. Молодежь в синих тюрбанах и кожаных жилетках и штанах играла на флейтах и улуссе – местной разновидности волынки без мешка, с трубками из бамбуковых стеблей и пустотелыми тыквами для усиления звука.
Семья приняла меня очень радушно, но на сей раз мне пришлось сесть за стол в компании стариков. К счастью, ужин длился недолго. После трапезы Ху Вэй подвел ко мне жениха.
– Сюда прибыли важные гости, – сказал мне Ху Вэй, – и мы хотели бы вас с ними познакомить.