Забытое королевство

Теперь бесславный Хэцзин потребовал, чтобы наси продолжили преследовать бандитов и на другом берегу реки и отобрали у них награбленную добычу. Однако лицзянцы решили воздержаться от дальнейших действий, поскольку перед этим Хэцзин отказался поддержать Ли– цзян и совместно выступить против Ло Цюня.

Когда наси и тибетцы убедились, что бандиты ушли восвояси, они вернулись в Лицзян, где их встретили с распростертыми объятиями. В честь победителей устроили несколько обедов и засыпали их всевозможными подарками. Тибетцы задержались в городе еще на две недели, поскольку ситуация пока что оставалась нестабильной. Если они и пестовали какие-нибудь скрытые намерения, они ничем их не обнаруживали. Так или иначе, их умиротворили и задобрили пирушками, вином и подарками в виде тканей и провизии. Кроме того, они получили солидную денежную премию, в достаточной с их точки зрения мере компенсировавшую их усилия. Вполне довольные таким исходом, они вернулись к себе домой, в Чжундянь.

Побежденные бандиты и их главарь Ло Цюнь в бешенстве ринулись из Хэцзина через горы и разграбили Цзяньчжуан. Не удовлетворившись этим, они двинулись дальше, в Эръюань, и захватили этот маленький городок врасплох. Свидетели впоследствии рассказывали мне о том, как бандиты по очереди перевернули вверх дном все комнаты в новом особняке г-на Ма в поисках золота и драгоценностей. Все, что им не удавалось унести, они уничтожали, перебив большие зеркала с фаской просто ради забавы. Они не обошли стороной даже наш маслобойный кооператив, полностью разгромив молочный цех. Не знаю, что на них нашло, но они унесли и сепаратор – притом что для них он был совершенно бесполезен, а мне стоило такого труда его доставить. Тем не менее они протащили эту тяжелую махину почти восемь километров, после чего бросили ее в канаве у озера. Как говорил мне впоследствии г-н Ма, они, похоже, были уверены, что это какой-то новый вид пулемета.

Злосчастный комиссар-умиротворитель конечно же был вне себя от стыда из-за роли, которую ему поневоле пришлось сыграть в этом неприятном деле. В глазах ли– цзянцев его репутации был нанесен весьма серьезный, однако не непоправимый урон, поскольку Лицзян как таковой все же не пострадал от бандитов. Чиновники магистрата и лицзянские старейшины, разумеется, засыпали его упреками и насмешками, однако в целом они заняли по отношению к нему на удивление снисходительную позицию. В Хэцзине дело обстояло иначе. Хэцзин был захвачен, разграблен и разорен, и тамошние жители винили во всем комиссара. Они заявляли, что открыли Ло Цюню городские ворота исключительно благодаря письменным заверениям, собственноручно подписанным комиссаром, – иначе они, как и лицзянцы, оказали бы сопротивление. Кроме того, комиссар и сам жил в Хэцзине и принадлежал, таким образом, к числу авторитетных городских старейшин. На самом деле он происходил из мест поблизости от озера Дали, однако еще давным-давно купил дом в Хэцзине и переселился туда. То есть с точки зрения хэцзинцев он предал их дважды – и в своем официальном качестве, и в качестве одного из старейшин и защитников Хэцзина. Они требовали, чтобы лицзянские власти выслали его в Хэцзин, где он понесет заслуженное наказание по выбору горожан. Тем временем члены его семьи были взяты в заложники. Все это было куда серьезнее, чем ситуация в Лицзяне. В Хэцзине репутация комиссара была замарана окончательно и бесповоротно, да и перед губернатором в Куньмине оправдаться ему было нечем. Отсиживаться в Лицзяне было глупо, и комиссар направился в Хэцзин. Дом его располагался по дороге в город, не доходя примерно десяти ли. Он уединился у себя в кабинете, и спустя час домашние услышали выстрел. Открыв дверь, они обнаружили комиссара мертвым – сидя за письменным столом, он выстрелил себе в висок.

Я очень расстроился, услышав о кончине старого комиссара. Он был добряком и всегда помогал как мне лично, так и нашему кооперативному движению. Если возникали трудности или неприятности, он всегда старался сгладить для меня острые углы и всякий раз, как мне нужно было ехать в Куньмин, оказывал неоценимую помощь с получением необходимых документов и пропусков. Разорение нашего маслобойного кооператива в Эръюане и опустошение, которому подвергся этот прелестный городок, неизмеримо меня огорчало – я воспринял его как личную потерю. Этот кооператив был частью моей жизни, плодом моих усилий и неустанного труда; к тому же он представлял совершенно новые для этих мест методы производства.