Следующий акт драмы разыгрался в доме Хэ Шо-вэня вечером. Семья вызвала шаманов, приготовила черных животных и расставила столы и скамейки для поминального ужина. Ламы сидели в комнатах второго этажа, распевая молебствия в сопровождении молитвенных колокольчиков и миниатюрных труб. Их масляные лампы горели ярким огнем. Мы поднялись наверх, чтобы посмотреть на службу. Вскоре все заметили, что в соседних комнатах происходит что-то необычное. Там раздавались громкие хлопки, похожие на пистолетные выстрелы, – они слышались из буфетов, стен и потолочных балок. Столы и скамейки трещали и едва заметно двигались по полу. Все побежали вниз. Я остался, поскольку меня всегда занимали подобные явления.
Затем томба начали бить в свои барабаны, и я, поскольку не хотел пропустить обряд очищения, которого никогда до сих пор не видел, пошел вниз. Было десять часов вечера, ярко светила луна.
В сверхъестественной тишине томба начали выкликать демонов нечистоты и бедствия. Их подобия были воткнуты в холмик посредине двора. Выглядели они по-настоящему жутко – с оскаленными зубами, иные без голов, все со змеиными туловищами: на сей раз перед нами были настоящие черти. Черных животных зарезали, забрызгав и измазав их кровью весь двор. Шаманы медленно вертелись под размеренный звон ндзелеров. Они погрузились в транс, и в их математически точных движениях было что-то механическое, бесчеловечное. Казалось, будто перед нами ожившие трупы: лица их были бледны, а невидящие глаза смотрели куда-то вглубь. На этот раз их призывы звучали иначе – более настойчиво, сильно, зловеще. Атмосфера невыносимого ожидания и мрака заполнила двор. Силы зла прибывали с каждой минутой. Люди дрожали и жались поближе друг к другу. Похолодало; казалось, даже луна померкла. Столы и скамейки, приготовленные для поминок, начали трястись и двигаться. Мои соседи с немым ужасом наблюдали за ними, не в силах двинуться с места. Внезапно дядя Хэ Шо-вэня забился в припадке. Он извивался на земле, изо рта у него пошла пена. Люди бросились к нему, пытаясь его удержать, но он стряхнул их с себя, как мух. Глаза у него вылезли из орбит. Из перехваченной глотки вырвался громкий, незнакомый голос. Повернувшись к Хэ Шо-вэню и его матери, он начал выкрикивать странным, потусторонним голосом проклятия в их адрес. Люди снова бросились к нему, пытаясь его остановить, заталкивая ему в рот листья и все, что было под рукой. Полузадушенный, он наконец затих. Соседи, в чьих глазах читался ужас, разбежались по домам; выпроводили и меня. Хэ Шо-вэнь упал в обморок. Конца обряда чоу-нав мы так и не увидели. На поминки никто не остался. На другой день мне сообщили, что в дядю вселился дух его брата, отца Хэ Шо-вэня, который завладел его горлом и говорил с родственниками напрямую. Он проклял свою жену и сына за смерть бедной женщины и пообещал, что отомстит за нее и что наказание не заставит себя ждать.
Глава XIII Свадьбы
Свадьбы в Лицзяне – независимо от того, совершались ли они по любви, – всегда были веселыми и колоритными. Однако какими бы роскошными ни выглядели городские свадьбы, они не могли сравниться даже с беднейшими свадьбами в деревнях. У деревенских жителей было больше свободного времени и места. Запасы продовольствия, к которым добавлялись еще и подарки от соседей и друзей, были богаче, а потому угощать гостей можно было хоть до бесконечности, не переживая, что это обойдется чересчур дорого. Гости из отдаленных деревень могли задерживаться подолгу – в отличие от города, в деревне всегда было где переночевать, если не в доме у жениха, то у соседей. В городе свадьба была происшествием малозначимым и обезличенным, заметным разве что на небольшом отрезке улицы, где она происходила, в то время как в деревне свадьба была важнейшим событием, которым интересовались и в котором принимали участие все местные жители. Его с нетерпением ждали, начиная готовиться к нему за много месяцев вперед. На этом грандиозном светском мероприятии обновлялись и укреплялись дружеские связи с жителями других деревень; кроме того, оно давало возможность повидать старых друзей, живших далеко. Я старательно посещал все городские свадьбы, но вынужден признаться, что особую слабость питал к свадьбам деревенским. Притом чем отдаленнее была деревня и чем примитивнее был живущий в ней народ, тем с большим удовольствием я предвкушал поездку.