Надо сказать, что сейчас специалисты оспаривают многие положения, выдвинутые Ч. Л. Булли, и предъявляют к его работам серьезные претензии. Прежде всего указывают на то, что полевая документация при раскопках Ура велась небрежно, в результате чего порой бывает трудно понять, где. же именно была найдена та или иная клинописная табличка или какой-либо предмет; говорят об ошибочности отдельных реконструкций (в частности, были неверно собраны при реставрации найденные в Уре музыкальные инструменты); отмечают, что нередко в описаниях и на планах одно и то же сооружение в предварительном издании представлено так, а в более позднем или окончательном — иначе. Ознакомившись по публикациям Ч. Л. Булли с материалами его раскопок на Атчане, Б. Хроуда пришел к заключению, что в Алалахе следует различать не 18, а 14 слоев, и предложил другую датировку некоторых из них. Слишком смелым кажется современным исследователям и проводившееся Ч. Л. Булли прямое отождествление носителей культуры хирбеткеракской керамики с хеттами; «царские могилы» из Аладжа-Хююка также более не связываются с хеттами. Этот перечень замечаний можно было бы продолжить.
Упреки, адресованные Леонарду Вулли, справедливы, Но та же справедливость требует, чтобы при оценке результатов учитывались и условия, в которых они были достигнуты, 20—30-е годы XX века — период становления подлинно научной ближневосточной археологии; Ч, Л. Вулли работал вполне на уровне своего времени (лучшими можно признать разве что раскопки Вавилона Р. Кольдевеем и Ашшура В. Андрэ, проводившиеся до начала первой мировой войны и долгое время остававшиеся образцовыми). Уровень этот, правда, по нынешним меркам был не слишком высок, но вспомним, как копали в конце XIX в. В археологических руководствах, по которым обучались некоторые современники Вулли, попадаются еще «наставления» вроде того, что «близость погребения определяется по характерному хрусту черепа». Археологи того времени, не грешившие особой точностью, могли простодушно написать в отчете, что найденные кремневые орудия были «величиной с игральную карту». Невольно представляешь обстоятельства, в которых могли появляться подобные записи: вальяжный титулованный археолог, не без удобства расположившийся в приятной компании в тенистом саду, на минутку отрывается от стола, чтобы посмотреть, что там принес с кургана старший рабочий. Из мешка на землю вытряхиваются черепки глиняной посуды, кремни, кости. «Больше ничего?»— «Все тут. Прикажете дальше копать?» — «Нет. Начинайте соседний курган. Я потом приду, посмотрю»…
Археологи 20—30-х годов работали несравнимо лучше, чем большинство их предшественников, хотя и продолжали во многом еще следовать старым традициям. Всю раскопочную работу выполняли местные рабочие под присмотром опытных десятников, которым археологи полностью доверяли; в странах Арабского Востока, где раскопки велись уже около ста лет, такие десятники обычно назначались из числа потомственных рабочих-раскопщиков, знавших свое дело не хуже профессиональных археологов. Последние наблюдали за ходом работы лишь на самых ответственных участках, а в основном осуществляли общее руководство, чертили планы, фиксировали находки и обрабатывали поступавший материал. Ч. Л. Булли одним из первых начал раскапывать на древних городищах не только дворцы и храмы, но и огромные жилые кварталы. В его экспедиции были заняты сотни рабочих, площадь разбросанных далеко друг от друга раскопов измерялась многими тысячами квадратных метров, и его немногочисленные помощники просто не могли углядеть за всем. Случалось, пропадали даже ценные золотые вещи; чтобы найти похитителя и заставить его вернуть украденное, археологам приходилось на время становиться детективами.
Что же касается «кочующих» стен, то появлявшихся, то исчезавших на публиковавшихся Ч. Л. Вулли планах, то всякий археолог, имевший дело с сырцовой архитектурой, знает, как трудно бывает порой установить, где и как проходят стены. Иногда это становится ясно только после того, как они уже снесены и расчищается следующий строительный горизонт, иногда «не помогает» и это…