В одном из частных домов слоя IV мы нашли полоску слоновой кости, полукруглой в сечении и обрезанной наискось на обоих концах; это была часть инкрустации мебели, где рельефный бордюр сделан из чередующихся кусочков слоновой кости и темного дерева так, чтобы создавалось впечатление скрученного шнура; точно такой же узор сделан таким же образом на ящиках моего комода турецкой работы конца XVIII века. Мы, естественно, не ожидали найти в почве Северной Сирии сохранившиеся деревянные предметы, и можно считать большой удачей, что эти кусочки слоновой кости, бесценные сами по себе, дали нам возможность благодаря консерватизму Ближнего Востока как-то представить внутреннее-убранство царского дворца XV в. до н. э. Две маленькие базальтовые базы колонн, попавшие сюда из верхних комнат, свидетельствовали о том, что в царских покоях по крайней мере одна комната была «залом приемов», как это было и во дворце Ярим-Лима; такая комната предполагается на плане дворца (рис. 13), реконструированном мистером Лаверсом.
В новом крыле, которое, как мы полагаем, было добавлено при Илим-илимма, использованы те же строительные приемы, что и в старой части дворца: панели из отшлифованнных базальтовых плит, полудеревянные конструкции стен, белый цемент пола; судя по необычайной толщине некоторых стен, по крайней мере часть здания была в три этажа. Главный комплекс разделялся на две более или менее равные половины (см. рис. 12): в северной части комната № 24 — «зал приемов», разделенный обычными контрфорсами и одной колонной, имеет с одной стороны комнату для отдыха и туалет (№ 26), а с другой — две комнаты, предназначенные, очевидно, для секретарей. В южной части комплекса комната № 28 — тоже «зал приемов»: с одной его стороны, за лестницей, две комнаты и туалет (№ 31), а позади зала (так как с другой стороны открытый двор № 22) — помещения для секретарей и затем архив (комната № 33), маленькое помещение с низкой кирпичной полкой, идущей вдоль стен. Как только мы увидели эту полку, мы поняли, что это за комната, потому что точно такую же комнату раскопали в Уре, найдя там множество табличек, лежащих на полках. Здесь полки, к нашему огорчению, были чисто выметены, но, как только начали расчищать середину комнаты, по всему пространству пола немедленно обнаружили то, что искали, — таблички.
Лестница в комнате № 27 была традиционного типа, с центральной опорой полудеревянной конструкции, два нижних марша имели деревянные ступени поверх плотной кладки, а третий марш поддерживался деревянной балкой с полками под ней. Другие постройки Илим-илимма на северной стороне дворца носили чисто хозяйственный характер: главная комната (№ 35) служила погребом и была заполнена большими хумами для хранения провизии, частично врытыми в пол, — некоторые из них были найдены совершенно целыми. В соседней комнате (№ 34) цементный пол имел наклон к центральной канавке, что позволяет предположить, что в этом помещении кувшины заполнялись маслом или вином, предназначенным для хранения. Длинный переход, ведущий к маленькой комнатке (№ 36), в которой нашли несколько табличек, был настолько разрушен, что его вообще едва удалось выявить, но, возможно, этот переход вел к лестнице, расположенной в прочной башне, образующей угол всего сооружения.
Официальный характер этого комплекса подчеркивался тем фактом, что здесь практически ничего не было обнаружено: во всем здании нашли разве что один глиняный кувшин — знаменательный контраст с тем, что имело место в жилой части здания. Единственный предмет, кроме многочисленных табличек, который был найден в комнате № 29,— голова барана из белого известняка, она явно упала туда, провалившись сверху. Голова размером чуть более фута, просверлена вертикально, словно через нее должна была протекать жидкость (хотя назначение предмета остается загадкой); верхняя часть головы не обработана, как будто ее либо вставляли куда-то, либо покрывали сверху чем-т© из другого материала. В любом случае это какая-то деталь архитектурного украшения, но как произведение искусства — это вещь поистине замечательная. Морда передана двумя почти плоскими плитками, сходящимися под небольшим углом, глаза, как и неестественно маленькие уши, обозначены мелким рельефом, только крупные рога, обрамляющие морду, подчеркнуты и рельефом, и кольцевой резьбой. Перед нами пример крайнего упрощения формы и подчинения натуры схеме; это не примитив, в проявление в высшей степени изощренного искусства, которого мы не ожидали найти в Северной Сирии этого периода.